Архиепископ ощутимо напрягся рядом со мной, когда из повозки вышла женщина в церковном облачении, очень похожем на его собственный наряд. Даже цвета были те же – алый и золотой. Женщина изобразила суровый вид – нахмурила брови, поджала губы.
– Далёко ли, близко ли к нашим краям… – начала юная рассказчица нараспев, – …быть может, чуть ближе, чем кажется вам, обитал паренек: сиротлив, нелюбим – лишь служением Господу жил он одним.
С каждым словом актриса, изображавшая Архиепископа, подступала все ближе и все выше задирала нос, глядя на нас свысока. Настоящий Архиепископ стоял неподвижно, будто окаменел. Я осмелилась взглянуть на него. Он неотрывно смотрел на юную рассказчицу и заметно побледнел. Я нахмурилась.
Притворный Архиепископ зажег спичку и поднес к глазам, наблюдая за огнем и дымом с пугающим восторгом. Рассказчица понизила тон и заговорила картинным шепотом:
– …И с верой, что в сердце пылала огнем, преследовал нечисть и ночью, и днем, чтоб сжечь на костре за грехи-злодеянья… за магию было таким наказанье.
Недоброе предчувствие вернулось с десятикратной силой. Что-то явно было неладно.
Зрители отвлеклись от представления, заслышав волнения в другом конце улицы – впереди показались шассеры. Рид ехал впереди, а сразу за ним – Жан-Люк. Когда они подъехали ближе, я разглядела в их лицах одну и ту же тревогу, но повозки и зрители преграждали им путь. Шассеры быстро спешились, и я хотела пойти к ним, но Архиепископ поймал меня за локоть.
– Стой.
– Что?
Он покачал головой, все так же не сводя глаз с лица рассказчицы.
– Держись рядом со мной. – Волнение в голосе Архиепископа заставило меня застыть на месте и встревожиться еще больше. Он так и не выпустил моей руки, сжимая ее липкой холодной ладонью. – Что бы ни случилось, не отходи от меня. Ты поняла?
Что-то определенно было очень и очень неладно.
Притворный Архиепископ вскинул кулак:
– Ворожеи не смейте в живых оставлять!
Рассказчица наклонилась к зрителям, лукаво сверкая глазами, и приложила ладонь ко рту, будто раскрывая нам секрет:
– Но забыл он, что Бог заповедал прощать. Потому-то коварной злодейкой-Судьбой уготован безумцу был жребий иной.
Высокая и изящная темнокожая актриса следующей выскользнула из повозки. Развевая черными одеждами, она обошла вокруг притворного Архиепископа, но он ее не замечал. Настоящий Архиепископ еще крепче вцепился в меня.
– Красавица-ведьма под ложной личиной во грех вовлекла его, ныне мужчину. – Из повозки выпрыгнула третья актриса в великолепном белом одеянии. Она вскрикнула, и притворный Архиепископ бросился к ней.