– Моя дорогая, прекрасная малышка. Больше я не позволю ему ранить тебя. Пожалуй, будет уместно сжечь его на костре за то, как он поступил с тобой. Ты согласна? Возможно, я даже смогу устроить все так, чтобы ты сама зажгла огонь. Тебя это порадует?
Кровь отлила от моего лица.
– Не смей его трогать.
Моргана изогнула белую бровь.
– Ты позабыла, Луиза, он твой враг. Но не тревожься… В Модранит все будет прощено. Перед нашим скромным празднованием мы казним твоего мужа. – Она помолчала, ожидая, что я вспылю, услышав о Риде. Но я не выказала чувств – не пожелала доставлять ей такого удовольствия. – Ты ведь помнишь о нашем празднике, да? В этом году мы решили отметить его по-особенному.
Страх змейкой проник в мое тело. Да, я помнила о Модраните.
Ночь Матерей. Белые дамы со всей Бельтерры соберутся в Шато, чтобы пировать и чествовать своих предков-женщин жертвоприношениями. Какая роль во всем этом на сей раз была отведена мне, гадать не приходилось.
Будто прочтя мои мысли, Моргана ласково коснулась моего горла. Я охнула, вспомнив, какая боль пронизала мой шрам, прежде чем я потеряла сознание. Она хохотнула.
– Не волнуйся. Я исцелила твою рану. Нельзя было позволить ни капли драгоценной крови пролиться прежде, чем мы доберемся до Шато. – Она наклонилась к моему уху, щекоча мне лицо волосами. – Колдовство было хитрое, и разрушить его оказалось непросто, но даже оно теперь тебя не спасет. Мы почти дома.
– Шато мне не дом.
– Как грубо. Ты всегда была очень несдержанна. – Все еще посмеиваясь, Моргана потянулась щелкнуть меня по носу, и мое сердце замерло при виде золотого кольца у нее на пальце. Она с понимающей улыбкой проследила за моим взглядом. – Ах да. И еще крайне непослушна.
– Как ты… – Не в силах выдавить слова, я снова забилась, пытаясь бороться с дурманом, но руки и ноги не желали слушаться.
Кольцо Анжелики не должно было попасть к Моргане. Просто не должно. С его помощью я хотела развеять ее чары. Если кольцо окажется на мне, когда Моргана обескровит мое тело, от крови не будет толку. Колдовство не удастся. Да, я умру, но Лионы будут жить. Невинные дети будут жить.
Я забилась сильнее, и вены в моем горле едва не лопнули от натуги. Но чем больше я боролась, тем сложнее становилось говорить и дышать – так тяжелело мое тело. Казалось, я вот-вот провалюсь сквозь пол повозки. Паникуя все больше, я стала выискивать узор – любой узор, – но золото мерцало на краю зрения, размытое и бессвязное из-за дурмана.
Я горько чертыхнулась про себя. Моя решимость быстро испарилась, и ее сменила безнадежность.