— Он всё делает быстрее, чем другие дети, — усмехнулась я. — Нетерпеливый, как его отец. Знаешь, чем старше он становится, тем больше он мне его напоминает, во всём до самой последней мелочи. Улыбается так же, хмурится так же, даже игрушками швыряется, когда злится! Он ни разу не видел своего отца; как так может быть, что он настолько на него похож?
— Сильные гены? — С улыбкой предположила Урсула, но затем вдруг посерьёзнела. — Они всё ещё вызывают только свидетелей? Самих обвиняемых ещё нет?
— Нет, уже начали. Рейхсмаршала Геринга вчера вызвали.
— Правда? А я ничего не видела в газетах.
— Наверное, завтра напечатают. Я только вчера ночью слушала его речь.
— Что он говорил?
— По правде говоря, относительную правду. Ещё сказал, что половина обвиняемых и вовсе не должны были быть судимы перед трибуналом, потому как они были всего лишь пешками Гитлера и Гиммлера. Сказал, что он один готов понести за них всех наказание, так как это он по сути был правой рукой Гитлера, и если уж кому-то и было отвечать за все преступления, так это ему. Я, честно признаться, не ожидала от него такого благородства.
— И что судьи в ответ на это сказали?
— Ничего. Чего они могли сказать? Что сейчас же всех возьмут и отпустят? Нет конечно же.
— Но в теории-то Геринг действительно прав. Это же верхушка отдавала все приказы, а им ничего не оставалось, как их исполнять. Это же армия.
— Да что ты мне-то это объясняешь? Я прекрасно знаю, как всё решалось в рейхе; это они понятия не имеют.
— Как они вообще могут нас судить, если они не разбираются в нашей политике?
— Они победители. — Я снова пожала плечами. — У них есть полное право делать всё, как им нравится.
— Но это же противоречит самому принципу беспристрастности суда! Как они могут считаться беспристрастными? Это же победители, которые судят проигравших. Какая же это справедливость?
Я промолчала в ответ.
— Они хотя бы могли пригласить судей из какой-нибудь нейтральной страны, — продолжила рассуждать Урсула. — Швейцарии, например? Тогда бы это был беспристрастный суд.
— И рисковать тем, чтобы дела пошли не по тому руслу? — Я скептически приподняла бровь. — Они хотят их всех повесить. Позволить какой-то другой стране вмешаться и нарушить их планы было бы просто глупо.
— И всё же я уверена, что всех их они к смерти не приговорят. Иначе зачем вообще всё это устраивать? Могли бы просто перестрелять их всех на месте, как Сталин предлагал.
— Это политика чистой воды, Урсула. Западные союзники хотят создать образ этаких блюстителей закона по сравнению с «кровожадными коммунистами». Вот они и придумали идею «честного и справедливого» международного суда. Они всё равно их всех перебьют, только выглядеть при этом будут цивилизованно, понимаешь?