Комната, в которую они меня проводили, была пуста, и я невольно вздохнула с облегчением; так у меня хотя бы было несколько минут, чтобы собраться с духом. Двое агентов заняли позиции по обе стороны стола, за который меня усадили — должно быть, они не покинут своего поста в течение всего нашего свидания, но и к этому я была готова. Естественно, ОСС не стало бы рисковать и оставлять нас наедине. А что если мы, «нацисты психованные», и в самом деле решим задушить собственного ребёнка, а потом и друг друга? Интересно, они хоть сами-то себя слышали, когда высказали подобные теории?
Заметив моё неровное дыхание, малыш Эрни обнял меня за шею обеими ручками и начал пристально вглядываться в моё лицо, будто пытаясь понять, что же такое происходило с его мамочкой. Я выдавила из себя вымученную улыбку.
— Ты скоро увидишь твоего папу, Эрни.
— Папа, — повторил он и вопросительно склонил голову. Он уже привык, что я всегда показывала ему фото отца, когда упоминала его имя, но сейчас у меня никакой фотографии не было.
— Ещё пару минут, малыш.
Я начала причёсывать его мягкие волосы на одну сторону, пропуская пальцы сквозь тёмные завитки, когда дверь снова открылась, и на пороге появился военный полицейский, а следом за ним — прикованный к его руке Эрнст. Я тут же вскочила на ноги и снова замерла. Сердце моё тоже замерло в груди, ни с того, ни с сего отказываясь качать кровь в заледеневшие за секунду конечности. Думаю, я и вовсе не дышала всё то время, пока полицейский снимал с Эрнста наручники; а затем он ухмыльнулся мне, совсем как раньше, и снова вернул меня к жизни.
Я бросилась к нему, едва ли не сбив стоящего рядом агента с ног, обхватила что было сил за шею и принялась покрывать его лицо поцелуями, одновременно плача и истерически смеясь. А потом только плача, и всё потому, что это по моей вине он находился здесь сейчас; потому что это я взяла и сама всё испортила, и теперь его повесят — тоже из-за меня.
— Ну перестань, перестань, родная, — Эрнст гладил мои волосы, крепко прижимая меня к груди и пытаясь успокоить, хоть и сам не мог сдержать слёз. — Ну посмотри, что ты наделала: напугала своего малыша.
Я знала, что напугала его, не только своим плачем навзрыд, но и незнакомой обстановкой и всеми этими людьми вокруг, и вот малыш Эрни тоже начал реветь уже в голос, вместе со мной. Глотая слёзы, я протянула Эрнсту его сына, которого он наконец-то мог подержать на руках, в первый и последний раз в жизни. Я заметила, как сильно дрожали мои руки.
— Не-е-е-ет, не нужно плакать! — Эрнст наспех утёр рукавом лицо и улыбнулся сыну. — Ты же такой большой мальчик, а большие мальчики не плачут! Я знаю, знаю, это всё твоя мама, это она тебя напугала, да? Но плакать всё равно не надо, а то у тебя нос отпадёт. Смотри!