— Я тебя здесь одного не оставлю.
— Я боюсь, как бы тебя не задело каким-нибудь осколком, — продолжал настаивать он.
Я подавила невольную усмешку. Я уже давно была уверена, что доживаю последние часы своей жизни, так что «какой-нибудь» осколок был сейчас наименьшей из моих проблем.
— Нет уж. Умирать, так вместе.
— Перестань такое говорить! Ничего с нами не случится.
Я быстро глянула на тела погибших офицеров, аккуратно уложенных у стены. «Вот и они наверняка тоже так думали», — хотела было ответить я, но решила его не расстраивать. Интересно всё-таки, как человеческий мозг начинает работать в таких ситуациях: в какой-то момент он просто перестаёт реагировать на то, что в нормальных условиях привело бы его в полнейший ужас, и сводит все инстинкты к одному-единственному — инстинкту самосохранения. И вот мы ползаем по полу в чьей-то крови, ложимся рядом с трупами и продолжаем какие-то бессмысленные и чисто автоматические действия в тщетной надежде продлить собственное существование хотя бы на несколько жалких минут. Выстрел, передёрнутый затвор, следующий выстрел, перезарядка, выстрел, смена винтовки, выстрел, пригнутая вовремя голова, выстрел… Пока не останется больше патронов или самих нас.
Гранатомёт, установленный русскими на улице, выбил стёкла в одном из кабинетов в дальнем конце коридора. Похоже, русские не подозревали, что там давно уже никого не осталось. Они скорее всего считали, что в бывшей ставке гестапо засела целая армия, и были явно настроены сровнять всё здание с землёй вместе с оборонявшими его солдатами. Осколок второй гранаты, что русские обещали бросить всего парой минут раньше, разорвала одному из офицеров грудь, отбросив его изувеченное тело назад, как тряпичную куклу. Я быстро отвернулась от ужасающего вида и попыталась вспомнить хотя бы одну молитву, но все слова вдруг перепутались, оставив ясной всего одну мысль: мы все здесь погибнем.
— Фрицы! — русские снова прекратили огонь, предоставляя нам ещё один шанс сдаться. — Сдавайся и мы дать вам жить! Выходи руки вверх! Сейчас!
— Никогда! Heil Hitler! — командир, отвечающий за главную лестницу, похоже совсем потерял рассудок, потому как он схватил три противотанковые гранаты, перепрыгнул через импровизированную баррикаду и бросился вниз навстречу врагу. Менее чем через секунду последовали выстрелы, затем оглушающий взрыв, а после — леденящая кровь тишина и ничего более. Похоже, что командир всё же погиб не напрасно и прихватил-таки нескольких русских с собой.
Рядом со мной Генрих тоже приподнялся на коленях и вытянул шею, оценивая ситуацию у главной лестницы, как вдруг одиночный выстрел пронзил воздух совсем рядом. Я взвизгнула и тут же закрыла рот дрожащей рукой, в ужасе глядя, как мой муж в удивлении тронул китель чуть ниже левого плеча, быстро пропитывающийся кровью.