Папа, как выяснилось, уже уехал по делам, женщины ушли отсыпаться после дороги. Внизу сидели Джоэл и его тучный отец, разговаривая о чем-то. Дьявол, как же меня бесят эти рожи, когда же они уже уедут. Видимо, нескоро.
— Куда собралась? — поднял глаза мистер Адамсон.
— На учебу, — пробурчала я, натягивая ботинки. Подхватив рюкзак, вышла, хлопнув дверью. Ничего, этот не мама, с ним можно особенно не церемониться.
Я прождала Клайда больше десяти минут, все нервно теребила телефон. Среди прочих мелькнула даже мысль, что он не приедет, хотя это и было исключено. Клайд не собирался меня предавать. Ни тогда, ни когда-либо еще. И все же когда его автомобиль затормозил в назначенном месте, я кинулась к нему чуть ли не бегом.
Я перевела дух, только когда дверь хлопнула и карие глаза учителя вопросительно поднялись на меня. Несколько секунд я просто сидела, упиваясь наставшим вдруг умиротворением и обеспокоенностью этого внимательного взгляда. Наконец потянулась приветственно поцеловать Клайда в щеку и произнесла:
— Все в порядке, сейчас мне действительно лучше. Родители думают об удачной сделке, им на меня сейчас наплевать. Отцу так забило мозги циферками, что он даже не обратил внимания на мою прическу, ну а мама… она вся в нем, что бы ни было. — Я криво усмехнулась.
Клайд смотрел на меня внимательно и неотрывно. Потом протянул руку и крепко сжал мою ладонь. Я отвернулась к окну. Спокойно размышлять о происходящем было легко, пока я была одна, теперь же на глаза навернулись слезы. Все потому, что он начал меня жалеть. Не надо было.
Ненавижу это чувство в принципе. Оно унижает. Жалость пассивная бесполезна по определению, активная же случается редко и часто бывает не нужна. На жалость подсаживаются хуже, чем на любые наркотики, и тогда несчастный человек становится несчастненьким. Вот тут его лучше пристрелить.
Меня трясло. Резко выдохнув, я продолжила звенящим от напряжения голосом:
— И, кроме того, это не играет большой роли. Совсем скоро я стану женой Джоэла, и вот уже тогда… тогда буду выглядеть, как подобает. А пока…
Я вдруг почувствовала, что мой голос стал совсем отчужденным, холодным. Голосом будущей светской львицы, которую уже соответственно воспитали. Никаких эмоций, никакой боли, ничего. Прямая спина, стеклянные факты.
Клайд все так же молча обнял меня за плечи. Я не выдержала. В горле стоял ком. Живое полезло наружу. Позволяя себя успокаивать, я разревелась — впервые в жизни при ком-то — всхлипывая, цепляясь пальцами за его куртку, кусая губы. Мне было тоскливо, плохо, больно. А он просто был рядом.