А ещё — там всегда было очень чисто и красиво, а Зинаида всегда тянулась к чистоте и красоте; её отпугивал величественный Собор с золотыми куполами, потому что он стоял едва ли не в самом безобразном месте Ростова; вокруг — этот ужасный Центральный рынок, автостоянки, нескончаемые толпы людей, кучи мусора и груды товаров. Куда лучше было здесь, в глухом, полудеревенском уголке города, — войдёшь в дом молитвы, а там в огромном зале на сцене поют ангельски красивые девушки в белых и длинных платьях — все блондинки, а если и брюнетки, то непременно в белых косынках. Одна девушка пела отдельно ото всех и имела такой необыкновенный голос, что даже и у случайно пришедших людей слёзы на глазах наворачивались. В любом самом прославленном оперном театре мира сочли бы за честь иметь такую потрясающую певицу! А она здесь, на окраине Ростова-на-Дону, и ей ничего не надо — ни славы, ни денег, а только бы служить своим братьям и сёстрам… А тут ещё и пальмы с фикусами в кадках; и гардины на окнах, чтоб с улицы никто посторонний не заглядывал; и знакомые с тобою вежливо здороваются…
А я и сам бывал там иногда — это ведь в пяти минутах ходьбы от нашего с Зинаидой дома, но понимал всё увиденное там несколько иначе.
2
— Слышал я сегодня ваших проповедников, — сказал я однажды Зинаиде.
— Ну и как? Понравилось?
— Нет, конечно. Баба, выступавшая с трибуны, — типичная истеричка. Голос — то плаксивый, то вовсе рыдающий…
— Ой, да мне она и самой не нравится, — призналась Зинаида. — Но зато ведь мужчины-то какие! А это и есть настоящие наши проповедники.
— А мужики ваши мне ещё и меньше понравились. Та баба — нервнобольная, и какой с неё спрос; баба — есть баба, а вот у ваших мужиков… Такое ощущение, будто всё их потрясающее красноречие — дьявольского происхождения. Вроде бы и красиво шпарят, и артистично, и страстно, а не чувствуется за этим настоящей веры и настоящей любви к ближнему. Про одного такого проповедника я читал у Гофмана: некий молодой монах хлебнул сатанинского зелья, и в него вселилась адская сила, и стал он тогда в своём монастыре таким же вот точно трепачом, как эти твои болтуны. Все слушали его и рыдали от умиления, а парень под покровом святости стал злодеем и убийцей.
— Я читала этот роман, — спокойно возразила мне Зинаида. — И всё ты врёшь: наши проповедники не такие.
Я изумился:
— Ты? Читала? «Эликсир дьявола»?
— Да читала, представь себе!
— Но ведь при советской власти эта книга была строжайше запрещена! Я, например, смог прочесть её только в зарубежном издании на немецком языке!