Прежде уже упоминалось, что у Андрея была не одна машина, а две. И обе — дорогие и иностранные, купленные на деньги неизвестного происхождения: «Мерседес» и «Форд».
— Давай так сделаем, — предложил Андрей. — Делить машины не будем. Пусть обе останутся моими. А я со своей стороны не буду требовать раздела квартиры. Пусть она вся будет твоя.
Сказано это было так спокойно и так доброжелательно, что Зина, не задумываясь, согласилась, наивно полагая, что обещание порядочного человека становится обязательством (promissio boni viri fit obligatio).
Летом 1994-го года развод состоялся. Вся процедура длилась считанные минуты: короткие вопросы к мужчине и женщине; столь же короткие и ответы. А потом девочка Ксюша, стараясь не сбиться, произнесла выученные наизусть слова, которым до этого научили её взрослые: с матерью я жить не в состоянии: ведя аморальный образ жизни, эта развратная женщина не даёт мне возможности нормально учиться и развиваться; она сковывает мою личную свободу… ну и так далее. И вот уже после этого и было торжественно объявлено: Андрей и Зинаида — больше уже не муж и жена. Сын остаётся при матери, а дочка числится за отцом.
Вот и всё. Вот и пройден путь, от первого знакомства на шумной молодёжной вечеринке — в суд, где слушается дело о разводе. Путь через старый и тихий вишнёвый сад, через барахтанье под летним небом в стоге сена, через первую брачную ночь, через все остальные брачные ночи, через квартирный уют, через два захода в роддом и через всякие другие события — хорошие и плохие.
Всё когда-нибудь да кончается. Но всегда после каждого конца что-нибудь в этом мире (да и во всех остальных — тоже!) начинается новое.
Сразу же после официальной процедуры развода Зина впервые переспала с Митей.
Это был пока ещё только третий мужчина в её жизни. Будут ли ещё — она тогда не знала, но совершенно искренне сама себе говорила: пусть этот будет у меня третьим и последним. Последним на всю оставшуюся жизнь!
Митя ничем таким уж необыкновенным её не осчастливил — любви она к нему по-прежнему никакой не испытывала, а он со своей стороны не проявил себя в «постельном» отношении чем-то выдающимся в этой области. Просто Зина как бы выполнила долг какой-то, что ли. Положено всякой женщине быть при мужчине, вот я и при мужчине. Положено отомстить за нанесённую обиду, вот я и отомстила кому-то и за что-то: вы со мною вот так, а я вам за это — вот так!..
Но странно: какой-то страх не покидал её при этом: ведь изменять Своему Единственному, Своему Неповторимому — нельзя! А я — изменяю. Как же это я так смогла? И как уступка — маленькое резиновое препятствие. Дескать, изменяю, но не так чтобы уж и совсем! Не соприкасаюсь с чужим и недозволенным. Стало быть, вроде бы даже и верность храню. Своему — несмотря ни на что — Самому Любимому и Самому Прекрасному…