– Вас тоже беспокоит всякая дребедень? – он попытался усмехнуться.
– Ну, с этим у меня вообще сложно, – призналась Ванга.
– А я сплю, как убитый. Или как ребёнок. Особенно когда работаю. Но не в этот раз.
– Вы его видели? – быстро спросила Ванга.
Форель осторожно посмотрел на неё. Не удержался от усмешки. Сухов с раздражением почувствовал, что опять может угодить на сеанс какого-то спиритического кружка.
– Ванга, думаю, о таких поворотах сюжета всё-таки говорить ещё рановато. Но… да. Он был без лица, – сказал Форель. – Овал черноты. Но главное не это, – усмехнулся, но не мрачно, а как будто жалуясь: – Он пытался меня убедить, что… вроде как… оживший персонаж. Что рукопись – надёжное прикрытие для тех, кто пока закончил свои дела.
Ванге опять захотелось коротко шмыгнуть носом.
– Но это вполне объяснимо, – заявил Форель уже пободрее. – Я ведь действительно раздумывал о том, как мне оживить Телефониста для новой книги.
– Ну да, – вспомнил Сухов. – Это ваше изменённое сознание… Имитирующее смерть. Если я правильно понял первые главы. А то, что дальше, в «Две свечи» ему понадобилось, чтобы… ну, вроде как восстановить силы. Вполне себе логика серийника.
– Сухов, да в вас дремлет великий литературный критик! – восхитился Форель.
– Непробудным сном, – отмахнулся тот.
– Так вот, – взгляд у писателя вновь сделался серьёзным, хотя белки всё ещё оставались воспалёнными. – Содержание текста не выйдет из этого треугольника. Запечатано герметически, пока мы с вами не разберёмся, что происходит.
Сухов отметил про себя это «мы с вами», и они начали читать рукопись.
…Форель принимал их в своей просторной гостиной. Кирилл и ещё один сотрудник их отдела уже проверили эту комнату и сейчас возились в кабинете хозяина, единственном месте, по мнению Форели, откуда могла произойти утечка. Сам Форель, запретивший им с Вангой перефотографировать какие-либо куски текста, молча сидел тут же в кресле, не шевелясь, словно каменный истукан с острова Пасхи. И Сухов снова успел его пожалеть, бедняге ведь и вправду очень херово. Сухов, кстати, успел оценить его невзыскательный вкус: здесь были оливковые стены, одна стена, правда, выложена настоящим огнеупорным кирпичом, утрированно латунные трубы, и светлая, очень удобная мягкая мебель. В углу спортивный мат в цвет шкуры зебры и тренажёр, под потолком боксёрская груша с возможностью свесить её. И всё по минимуму. Сухову тут понравилось. Офорты в квартире, может, и картины – самые разные, от них тоже становилось как-то веселей. По реакции Ванги он понял, что напарница весьма впечатлена жилищем писателя, просторным и уютным одновременно. И ещё он понял, что она не разделяет его взглядов и тревог по поводу творчества их хозяина. Ванга читала с интересом. С увлечением. Если не сказать большего. А Сухов оставался в меньшинстве. Ванге нравились первые главы нового романа. Похоже, ей вообще нравились эти книги. И то, как она вела себя в обществе известного писателя, хоть и пока подозреваемого… Ванге, умнице Ванге, нравились эти книги.