— Я знала про эту ночь, знала, что она сведет нас. Но не сказала. Трудно тебе?
— Трудное впереди, Наташа.
— Идти бы нам с тобой вместе, Володя…
Предутренняя тишина охватила мир, окольцованный разгорающимися кострами зари. Легчайшее колебание воздуха вызывало шелест колосьев. Бледные рассветные тени все гуще пропитывались розоватыми зоревыми соками.
Наталья встала и незаметным стыдливым движением обдернула платье; заря кинула на щеки алый румянец. Они оба взглянули на примятые ржаные стебли, на кочки пашни и одновременно улыбнулись — не было постели мягче этой.
25
Уснуть не пришлось: прилег, сомкнул глаза, и тотчас совесть позвала к ответу. Сожаление и раскаяние были не в силах исправить случившегося, они лишь заставили трезво посмотреть на себя. Неизвестный стрелочник — Необходимость — перевел стрелки, и жизнь понеслась другой колеей. Не остановить, не свернуть. И иные спутники появились на новой дороге — одна цель, одни и те же невзгоды… Вспомнились дерзкие стихи, которые читал Ольге, забравшись на ее балкон по старому тополю:
Надеюсь, верую: вовеки не придет
ко мне позорное благоразумие.
Теперь он, кажется, хотел и благоразумия и благополучия. Но прежнего покоя не вернуть…
Потом Аребин услышал, как Алена Волкова, ревниво охраняя его сон, переругивалась с кем-то, не пускала в дом.
— Ты на меня не напирай! — кричала она воинственно. — Может, для других ты демон, а для меня — петух неощипанный! Так я ощиплю. Выну из печи головешку и кудри твои подпалю, будешь помнить, как старухе угрожать.
— Мы же по делу, — объяснял кто-то ломающимся баском, просительно.
— Какие такие у вас сурьезные дела могут быть? Одна несуразица. Для вас что день, что ночь — одна мера, шатаетесь по селу, поете, голоса от усердия надломились, дребезжат, как чугунки с трещиной.
— Ты, божий мотылек, меня не зли, — пригрозил знакомый Аребину голос. — А то пустим тебя по воздуху — полетаешь…
— Не стращай!
Просительный басок вежливо предложил:
— Тетя Алена, вам, может, воды принести?..
Наступило молчание, затем звякнула дужка о край ведра. Алена заметно смягчилась.
— Сходи уж… Все-таки день не зазря проживешь… Сейчас доложу. — Пройдя в избу, Алена приподняла тюлевый полог над кроватью. — Владимир Николаевич, Ленька Кондаков с приятелями пришел. Ломятся — отбою нет…
— Пусть войдут.
Аребин поднялся с кровати и растворил окошко. Пригоршней ключевой воды плеснулся в лицо пахучий ветер; рассыпались в стороны солнечные брызги. Было рано, свежо.
Ленька Кондаков переступил порог. За его спиной остановились Вася Патешонков и Пандик Лизаров.