«Презренный, ненавистный рубль! — подумал Аребин, слушая этот шутливый спор. — Ради рубля столько совершалось подлостей, преступлений! Какие низменные чувства будил он в человеке: алчность, подлоги, воровство!.. Теперь же этот рубль будет моим добрым и надежным помощником в работе — рубль честный, трудовой…»
В это время в комнату вошла Дарья Макарова.
Следом за ней перевалились через порог трое ее ребятишек; на младшем были ботинки — правый надет на левую ногу.
— Не ругайте меня, что без спросу пришла. Нужда пригнала.
Нужда, по всему видать, полюбила Дарью навсегда и следовала за ней как тень. Но женщина выносила ее мужественно, не жалуясь.
— К вам я. — Дарья пододвинулась к Аребину. — Коптильникова-то сняли, вот беда… Он посулил мне леску. Три венца подгнили совсем, избенка набок села. Что делать — ума не приложу…
— Кто посулил, тетка Дарья, с того и требуй! — неуклюже пошутил Мотя. — А избенка твоя если сейчас села, то жди: скоро ляжет.
— Ох, ляжет, Матвей! — подтвердила Дарья. — Придавит, кой грех!
Аребин взглянул на ребятишек; они стояли вдоль стены рядком, лузгали семечки. Он узнал от Павла, что муж Дарьи, Леонтий Макаров, в минувшую войну был ранен в грудь осколком; вернувшись домой, долго хворал и года два назад умер, оставив на руках жены пятерых детей.
— С избами прямо беда! — пробасил Кирилл Моросилов. — Не успеют справить избу, года два-три постоит — и, глядишь, низ уже подгнил.
— Дерево сырое, некрашеное, фундаментов нет, вот и сыплются бревна — труха… — Терентий сочувственно вздохнул: у самого дом тоже не новый.
Аребин знал, что в колхозе леса нет, но твердо заявил:
— Дадим, Дарья, лесу. И венцы подвести поможем.
И отметил про себя: «Кто еще поможет ей, если не мы? Надо съездить в райплан, узнать, сколько выделено для нас леса; с лесхозом завести отношения, леса много потребуется… Дворы, фермы, амбары, школа — все лес, лес… А здание правления? Этот дом когда-то принадлежал кулаку Оськину, еще тогда, в тридцатом году, перенесли его сюда; так он и стоит, скрипит весь, кряхтит, шатается, как старый дед…»
Павел Назаров, указывая на Дарью, сказал, как всегда, страстно, неспокойно:
— Ей за ее работу, за отношение к колхозной скотине не то что три венца — золотую избу возвести не жаль!
Лицо ее засветилось надеждой, помолодело и похорошело.
Аребину в эту минуту до невозможности сильно захотелось сделать эту женщину счастливой, счастливой навсегда.
Дарья не уходила, медлила, переминаясь посреди комнаты.
— Вы уж не сердитесь, Владимир Николаевич. — Она виновато понурилась, озираясь. — Не одна я к вам. Девки за мной погнались, прямо отбою нет… — И кивнула на дверь.