Аребин поспешно выбежал на улицу.
Через минуту комната наполнилась шумом, стало тесно. Доярки столпились у порога. Мотя исподтишка ущипнул Нюру Блинову; девушка взвизгнула тоненько, потом засмеялась, отбиваясь от его рук.
— Тише, ты! — шикнула на нее строгая и суховатая Анастасия. Она чуть выступила вперед. — Узнали, что вы тут заседаете, и вот пришли… — Она умолкла и оглянулась на подруг.
— Ну, ну, смелее! — Аребин тихонько притронулся к ее руке, теребившей концы платка.
— Чтобы про нас вы не забыли. Ведь без интересу работаем.
И сразу — словно прорвалась запруда — захлестнули Аребина выкрики; женщины плотно оцепили его.
— Рученьки обломали, а все зазря! — Молодая доярка поднесла к его лицу широкие, с негнущимися пальцами ладони.
Другая добавила с состраданием:
— Из жалости к скотине ходим!
— Совесть удерживает, а то бы давно забросили дворы!
Нюра Блинова заявила бойко и категорично, как отрезала:
— Больше я так, задарма, работать несогласная! Ищите другую дурочку!
Терентий Рыжов, оправившись от внезапного налета доярок, встал и притопнул хромой ногой.
— Замрите! Раскудахтались, курицы! Высказывайтесь по очереди. Сплетни вить пришли или решать важные проблемы? — Усмирив женщин, он сел.
— Спасибо, что пришли, — сказал Аребин.
— Да ведь мочи нет терпеть дольше! — мягко, словно бы оправдываясь, проговорила Дарья. — Ничего ведь не получаем, Владимир Николаевич. Коровы запущены, молока не дают…
— Я же говорил. — Павел отодвинулся от стола к женщинам, как бы подчеркнул этим, что он с ними заодно.
— Решайте что-нибудь, товарищ Аребин. — Доярки с надеждой смотрели на председателя.
— Уже решили, — сказал он и оглянулся на Орешина, на Моросилова. — Решили выплачивать вам по пятнадцать копеек за каждый надоенный литр молока.
Орешин удивленно привстал.
— Владимир Николаевич!..
Аребин приподнял руку, и Орешин опустился, достал платок и стал вытирать вспотевшую лысину.
Женщины переглянулись настороженно, с недоверием.
— Неужто правда, Павел? — шепотом спросила Дарья и оглянулась на ребятишек.
— Правда, — сказал Павел.
Мотя Тужеркин по-бабьи всплеснул руками, потешаясь.
— Теперь они, Владимир Николаевич, сами останутся голодными, доярки, а коров ублажат!
— А как же! — живо отозвалась Дарья. — На коровушек-то молиться будем: выручай, милая… — И неестественно, суматошно заторопилась: — Идите, бабоньки, не станем мешаться тут…
Нюра Блинова ввернула, смеясь:
— Идемте скорее, а то раздумают, урежут нашу зарплату!
После ухода женщин сразу стало как-то пустовато и тихо. Терентий Рыжов с недовольством пошевелил кисточками усов, кашлянул.