Один белобрысый кивнул другому, тот что-то сказал первому, увы, слишком тихо, чтобы я мог разобрать смысл. Судя по всему, они были уверены, что, помогая крушить тачку моей мамаши, они совершили очень отвязный поступок, и что при этом трое крутых чуваков из этой тачки наблюдали за их действиями из кустов. Возможно, на ум им приходили и другие альтернативы действий — полиция, тюремное заключение, мировые судьи, возмещение вреда, адвокаты, сердитые родители и общественное порицание. О чём бы там они не думали, но они зачем-то стали бросаться палками, бутылками и камнями, да ещё и накинулись на нашу тачку так синхронно, будто они заранее спланировали это. Ведь всё это заняло каких-то пять секунд. Мотор взвыл, взвизгнули шины, облако пыли поднялось с изрытой стоянки, после чего унеслось во тьму.
Не знаю, сколь долго я лежал там среди смрада гниения, моя мокрая куртка отяжелела как медведь, будто "первичный бульон" незаметно реконструировался, чтобы приладиться к моим бедрам и паху. Мои челюсти болели, колени пульсировали, а копчик испытывал такое жжение словно был объят пламенем. Меня начали посещать мысли о самоубийстве, я подумывал о необходимости зубного протеза, сушил голову, придумывая отмазку для предков насчет покорёженной машины: на нее рухнуло дерево, её в моё отсутствие ударила хлебовозка и смылась с места аварии или до неё добрались вандалы, пока мы играли в шахматы у Дигби. Затем я стал думать о найденном мною покойнике. О том, что, судя по всему, он — единственный в мире, кому сейчас ещё хуже, чем мне. Я думал о нём — туман над озером и жуткая трескотня сверчков, — и ощущал приступы страха, чувствовал, как мрак вгрызается внутрь меня словно зубастые челюсти пираньи. Кто он такой, спрашивал я себя, жертва времени и обстоятельств, скорбно плавающая по озеру позади меня? Несомненно, это он — хозяин стоящего на стоянке мотоцикла, еще один крутой чувак постарше, дошедший до этого. Его застрелили во время мутного нарко-гешефта или он утонул когда по пьяне решил поплескаться в озере. В мозгу у меня всплыл очередной газетный заголовок: Моя машина разбита, а он убит.
Как только черный цвет восточного сектора неба сменился на кобальтово-синий и деревья начали выделяться из ночного сумрака, я, выкарабкавшись из грязи, встал на ноги и вышел из укрытия. Гомон птиц теперь уже начал преобладать над треском сверчков, а густая роса ярко сверкала на листьях. В воздухе стоял какой-то затхлый и в то же время сладкий запах разогретых солнцем почек и распускающихся цветков деревьев. Я осмотрел машину, напоминавшую груду железа после автокатастрофы рядом с автострадой или стальную скульптуру, оставшуюся от исчезнувшей цивилизации. Вокруг стояла тишь да благодать. Такова природа.