Конечно, валютчик, который получает электроэнергию от управления госбезопасности с согласия руководства последнего, – случай исключительный, хотя и не вызывающий сейчас у северокорейцев особого удивления. Более типичной, конечно, представляется ситуация, когда богатое домохозяйство договаривается о подобном получении электроэнергии с воинскими частями, которые тоже находятся на особом положении в вопросах энергоснабжения. Знаю я и случаи, когда несколько богатых семей, живущих по соседству, кооперируются и вместе договариваются об установке нелегального провода или кабеля, который бы соединил их дома с соответствующей серьезной государственной организацией. Поскольку за это удовольствие в складчину платят несколько семей, такой вариант дает немалую экономию по сравнению с индивидуальным «черным» подключением к сети. Так что выход из положения найти можно, если, конечно, есть изобретательность и умение «договариваться» с нужными людьми, то есть качества, которых буржуазии бедных стран не занимать.
Корейцы, как, впрочем, и другие народы Восточной Азии, всегда отличались фанатичным пристрастием к образованию. Даже по сравнению с соседями, китайцами и японцами, жители Корейского полуострова бьют все образовательные рекорды. Неслучайно в нынешнем Китае именно этнические корейцы – наиболее образованное национальное меньшинство, которое существенно превосходит по этому показателю все другие национальные группы КНР, включая самих ханьцев. Культ образования и готовность идти на значительные жертвы ради того, чтобы устроить своих отпрысков в хороший вуз, – характерная черта и современной Южной Кореи, о которой знают все, кому приходилось иметь дело с этой страной.
Северная Корея, тоже страна Восточной Азии, исключением из этого правила не стала. Точнее, она перестала быть исключением в последние годы правления Ким Ир Сена, то есть в конце 1980-х годов. До этого нацеленность северокорейцев на образование была не столь очевидна, и связано это было с сугубо прагматическими соображениями: существовавшая при Ким Ир Сене система поступления в вузы была, по сути, сословной, давала привилегии отпрыскам номенклатуры и затрудняла поступление в университеты тех, кто не происходил из «политически правильной» семьи. У людей с очень плохим сонбуном, то есть социальным происхождением, вне зависимости от их талантов не было шансов на поступление. Однако сословные ограничения стали постепенно ослабевать в 1980-е, а с приходом к власти Ким Чен Ына в стране начался настоящий образовательный бум. Движущая сила этого бума – стремление родителей устроить своих детей в хороший вуз. Надо признать, конечно, что это желание относится далеко не ко всем корейцам: как часто бывает, мы склонны принимать образ жизни элиты, составляющей верхние 10 % населения, за образ жизни всего общества. Высшее образование в КНДР остается привилегией: по-прежнему в высшие учебные заведения поступает около 15–20 % всех выпускников средних школ, так что для большинства школьников задача поступления в вуз в принципе не стоит. Однако в Пхеньяне и ряде других крупных городов ситуация иная. В первую очередь это относится к тем пхеньянцам, кто, как говорили у нас в 1990-е, «вписался в рынок», пусть даже и на относительно скромных ролях. Именно эти люди – северокорейская буржуазия и квалифицированные специалисты, равно как и значительная часть наемных работников финансово успешных предприятий (а также, конечно же, старая номенклатура), – и стали вдохновителями образовательного бума.