Арман покачал головой. В глазах графа мелькали слезы, либо от боли – наверняка сильной, ведь его нога была неестественно изогнута, – либо от запоздалого ужаса.
– Он просто ожил и начал убивать всех подряд. – Арман содрогнулся.
Всех. Это слово причиняло боль, но надежда, подобно струйке дыма в безветрие, держалась.
– Что насчет… Ты видел моего…
– Лео там не было, – произнес Арман.
К счастью, Дженни уже стояла на четвереньках. И все равно чуть не упала.
– Хочешь сказать… то есть… ты уверен?
Известие было слишком чудесным, чтобы оказаться правдой. Дженни так сильно хотела поверить Арману, что даже одернула себя. Я слышу лишь то, что желаю слышать.
– Его место, кресло рядом с Флоретом, пустовало все утро, – сообщил граф.
– Мы говорим о Леопольде Харгрейве, герцоге Рошельском? – уточнила Дженни.
– Да, о твоем муже.
– Но Лео… он…
– Он так и не появился. Думаю, он не слишком хочет быть королем в отличие от всех нас. Счастливчик.
Дженни по-прежнему жадно ловила ртом воздух, но в этот момент затаила дыхание.
– Ты знаешь, где Лео?
– Ищет тебя. Все об этом говорили.
Дженни снова задышала.
– Арми, – произнесла она, подползая к графу. – Арми, ты чудесный человек. – Она помогла ему выбраться на мостовую и укрыла чьим-то плащом, подоткнув края у шеи. – Держись. Я о тебе позабочусь. Прослежу, чтобы ты выкарабкался. Клянусь всеми богами.
Дженни говорила искренне. В ту секунду она решила защищать Армана Колдера до последнего вздоха, ведь он преподнес ей бесценный, невероятный дар, о каком Дженни не могла и мечтать.
Лео не просто был жив. Лео любил ее.
* * *
Они находились под куполом, в относительно круглом помещении с очагом в центре. Повсюду валялись опрокинутые ящики, урны и много шерсти. Ройс и Адриан обыскали мусор: несколько высоких глиняных горшков с потеками синей краски, перевернутое деревянное корыто, груды немытой шерсти. Но ни следа Виллара.
Ройс услышал какой-то звук снаружи, далекий топот, словно кто-то бежал. Он вылетел из храма, уверенный, что Виллар выскочил из укрытия и мчится прочь, однако звук был громче стука копыт. Он напоминал…
– Ройс! – Адриан высунул голову в дверной проем и присоединился к напарнику. – Что это?
Вглядевшись в просвет между дубом и елью, Ройс увидел, как солнце отразилось от чего-то ослепительно-белого, приближавшегося к ним со скоростью галопирующей лошади. Оно появилось из оврага, и Ройс наконец рассмотрел его.
– Ройс, ведь это…
– Статуя Новрона с площади!
Оба видели, как она шагает по открытому пространству, легко топча поля и кусты, по которым они пробирались наверх. Грудь бога была повреждена и лишилась кусочков мрамора. В остальном он являл собой верх совершенства, сотворить какое под силу лишь художнику: широкие плечи, узкие бедра, поджарый. Именно так, по мнению Ройса, и должен был выглядеть Новрон. Неудивительно, ведь его представления о боге сформировались под влиянием различных статуй вроде этой, которые он видел в церквах. Эта статуя была лучшей, самой реалистичной. То, что она двигалась, казалось не таким странным, как осознание того, что это был простой камень. Когда статуя приблизилась, Ройс заметил на ее ногах темные пятна, словно сын Марибора топтал виноград для вина.