— Да, — говоритъ, — когда васъ разбиваютъ, то вы приходите говорить, а почему, когда у васъ были собранія для обсужденія вопросовъ, вы не приходили и не говорили. Другой разъ заявите о собраніяхъ, тогда я приду. — А она говоритъ: «Какая собранія, я никакой собраніи не знаю. Мы бѣдные люди». — Съ тѣмъ онъ и ушелъ.
— Тоже евреямъ пальца въ ротъ не клади, — сказалъ старый Соймоновъ. — Въ полдень я стою у воротъ, а мимо бѣжитъ шайка съ палками, а Берка Казаровъ, пузатый столяръ, у нихъ вродѣ полководца, съ качалкою въ рукахъ. Плотный такой мужчина, рыжій. Я ихъ успокаивалъ, говорилъ: «Бросьте палки!» — «Нѣтъ, — говоритъ, — они наши богомолья потоптали. Мы отомстимъ». Самъ запыхался весь. Даже смѣшно.
— Кому смѣхъ, а кому грѣхъ, — возражаетъ второй слесарь. — Я на войнѣ никогда не былъ, то мнѣ и любопытно, потому походъ не походъ, а разбиваютъ лавки, и солдаты стоятъ. Пошелъ смотрѣть. А какъ стали булки кидать, черезъ головы солдатамъ, люди похватали булки. Даже я съ мальчишкой стоялъ на рукахъ, такъ ему прямо на руки копеечная булка упала.
— Ой, буде вамъ! — внезапно отзывается старый Соймоновъ, — наскучило слушать. — Нервы его, очевидно, утомлены этими безконечными описаніями.
— Съ чего стряслось, — начинаетъ онъ снова, несмотря на собственное запрещеніе. — Не дай Богъ. Думали, шутки, играшки, для смѣха жидовъ потрепать, а вышло взаемное убойство.
— А можетъ быть еще погромъ? — задалъ я послѣдній вопросъ. Принимая во вниманіе непосредственную близость предстоящей мобилизаціи, вопросъ этотъ имѣетъ опредѣленное значеніе.
— Ой, нѣтъ! — быстро возражаетъ Соймоновъ. — Въ каждомъ городѣ только по разу бываетъ. А у насъ больше не будетъ. Потому думали, шутки играютъ. Шутя дѣлаютъ, на шуткахъ и пройдетъ, маленько жидовъ потеребятъ. А послѣ того инымъ пришлось посидѣть по два мѣсяца, да теперь каждый день на судъ тягаютъ, да еще имуществомъ отвѣтятъ по гражданству, такъ поневолѣ одумаются, не будутъ больше.
— Есть у насъ газета «Знамя», Крушеванъ, — начинаетъ опять неукротимый слесарь, — оберъ-кондукторъ получаетъ. Почитай-ка, чего онъ пишетъ: евреевъ, говоритъ, надо рѣзать и грабить, потому они роются, какъ подземные черви, подъ всѣ устойки подкапываются…
— Ну тебя со стойками и со знаменами! — говоритъ старикъ съ растущимъ неудовольствіемъ. — Что ты, прости Господи, компанію разстраиваешь!
Общество поднимается съ мѣста.
Несмотря на удаленіе молодежи, гомельскій погромъ на даетъ этой мѣщанской компаніи даже докончить двухъ бутылокъ пива. Общественная атмосфера Гомеля поляризовалась. Не хуже дѣла Дрейфуса, гомельскій процессъ проникаетъ подъ каждую кровлю и заставляетъ самаго скромнаго и нейтральнаго обывателя составлять себѣ опредѣленное мнѣніе и защищать его противъ всѣхъ другихъ.