Компанія была, видимо, навеселѣ.
— Мы поставили «половинку», — привѣтствовалъ меня Богдановъ, — выпиваемъ по рюмочкѣ. Изъ послѣдняго, а выпиваемъ…
— Я тоже поставлю половинку! — предложилъ я.
— Ну, такъ садитесь къ намъ, — гостепріимно пригласилъ насъ Богдановъ.
— Это хорошіе господа! — объяснилъ онъ своимъ товарищамъ, которые посылали въ нашу сторону не весьма дружелюбные взгляды.
— Это Медвѣдикъ, это Горѣлый! — представилъ намъ Богдановъ двухъ желѣзнодорожныхъ мастеровыхъ. Я затруднился рѣшить, были ли это прозвища или настоящія фамиліи. Медвѣдикъ былъ маленькій, рыжій, ничѣмъ не оправдывавшій своего прозвища, Горѣлый — тонкій и смуглый, съ длиннымъ носомъ и копной сильно курчавыхъ волосъ, торчавшихъ по всѣмъ направленіямъ.
Половинка быстро пустѣла, располагая публику къ откровенности. Черезъ нѣсколько минутъ рыжій Медвѣдикъ уже завелъ рѣчь о погромѣ.
— За другими и я пошелъ, любопытства ради, — признался Медвѣдикъ, — и дубинку взялъ съ собою для всякаго случаю! — Обѣ эти фразы имѣли, такъ сказать, масонскій характеръ. Ихъ употребляли теперь почти всѣ погромщики, которые даже въ минуту откровенности уже стѣснялись прямо признать свое дѣятельное участіе въ боевыхъ операціяхъ. Послѣ нѣкоторой практики я сразу опредѣлялъ, что тотъ, кто говоритъ о любопытствѣ и случайно взятой дубинкѣ, тѣмъ самымъ хочетъ объяснить, что участвовалъ въ погромѣ.
— Ты говоришь, зачѣмъ я пошелъ? — продолжалъ разсказчикъ, повидимому, обращаясь къ внутреннему голосу, ибо никто изъ насъ не сказалъ ему ни слова.
— Какъ бы я не пошелъ, когда изъ нашей мастерской весь народъ поднялся. Какъ пришли въ депо, съ самаго утра смѣются, играютъ, говорятъ: «пойдемъ бить жидовъ». А мастеръ говоритъ: «Вотъ вамъ приказъ. Убивать, не убивайте, а потроха потеребите». Тутъ пошла работа, кто желѣзо точитъ, кто ухватитъ кусочекъ проволоки, оттягиваетъ конецъ, шутитъ: этимъ буду евреевъ колоть. Другіе въ кузницѣ за печкой кочережекъ ищутъ, или какая бываетъ принадлежность кузнеца. Надзиратель при машинѣ сталъ упрашивать, его подняли на «ура». Онъ испугался, говоритъ: «берите, что хотите, только уходите отсюда». Ну, мы пошли. А желѣзнодорожный унтеръ стоитъ, зубы скалитъ: «Что, ребята, задумали жидовъ подушить, доброе дѣло».
— Прислушайте, добрые люди! — Богдановъ шумно выругался и ударилъ кулакомъ по столу. У него крупныя черты лица и большіе глаза, черные, выпученные и косые. Такимъ образомъ онъ бросаетъ одновременно два сердитыхъ взгляда, одинъ въ нашу сторону, а другой въ сторону своихъ желѣзнодорожныхъ пріятелей.