Он достал несколько небольших веток и покидал их в очаг. Кремень старик протянул Револьду: мол, куда ему, старому, огонь разжигать трясущимися руками. Зря только провозится. Он, наивный, думал, что у ученого это получится быстрее. Да Рев отродясь с кремнем не работал. Оказалось, это очень больно — защемлять пальцы между камнями. Особенно, если по ногтю попадать. Впрочем, ученому сейчас не до боли было. Он судорожно размышлял как дошел до жизни такой и как теперь выбираться из селения людоедов.
— Покуда дождь льет, не выбраться тебе, — словно прочитал его мысли старик, — в гору и пару сотен метров не пройдешь, в грязи завязнешь. Уж я-то наши дожди знаю. А как стихнет, ежели еще темно будет, вдоль берега да в Черную Рощу. Там сложнее будет найти. Слушай старого человека, я дурного не посоветую.
Рев сидел на корточках и смотрел как разгорается костер. Кто бы мог подумать, что может быть так страшно! Ужас, казалось, проникает в каждую его косточку, мышцу, заставляя убежать, спрятаться, скукожиться до размеров мышки. Вот уж не думал ученый, что окажется в такой ситуации. Себя глупым Револьд не считал, но где-то он точно просчитался. Хотя, чего тут думать и гадать? Нельзя было доверять Бифу. Не даром внутренний голос нашептывал не брать его в проводники. И ведь пришлось же! Если бы не разбойники с заставы… Что такое не везет и как с ним бороться…
— Я не могу просто сбежать, — осенило ученого, — со мной еще мальчишка из Грилмуф, Герберт, сын кузнеца. Если я его оставлю, ваши рыбаки его съедят. А я за него отвечаю, как никак. Что потом кузнецу скажу? Да и совесть заест…
Старик вздохнул.
— Чего никак не поймешь, дурень? — не выбирая слова, произнес он, — съели твоего Герберта и не подавились. И за тобою придут, как время наступит. А пока гулять выпустили, как животное какое, знают, что все равно никуда не денешься. Обжоры… Как их только земля носит…
— Ты их не жалуешь, — заметил Рев, — прям чужой здесь, как так вышло-то? Вроде как из одного рода-племени. Не бывает так, уж мне, ученому, это известно.
— Ничего вы ученые не знаете толком. Только лица умные делаете, а сами, брось вас в лесу, даже выжить не сможете, — проворчал дед, — а мы умели. Ну… я и рыбаки тех времен. У нас своя культура была, обычаи всякие. Стариков, кстати говоря, не бросали, а уважали и даже побаивались. Людей не ели. И многое мы тогда умели, чего уж не видать молодым да глупым. Эх, да чего вспоминать, давно прошло все, в Горячую кануло. Не осталось наших большаков (большак — старший в семье, хозяин и распределитель, прим. автора) больше, некому нас учить.