— А студень мы увидим?
— Погоди, насмотришься ещё.
Кишка привела их в бокс из нескольких камер; в первой они разделись догола, во второй прошли санобработку, в третьей взяли из шкафчиков бельё, медицинскую форму, костюмы-эльки — лёгкой защиты — и оделись. В четвёртой располагался неплохо оборудованный медкабинет.
— Круг обязанностей должен быть для тебя привычен. Температура, пульс, давление, дыхание, осмотр слизистых. Особое внимание: признаки мокроты в лёгких и грибковых поражений. При малейших отклонениях от нормы — сообщаешь мне или Борису Фёдоровичу, это наш доктор, будет через полчаса. Ну что, кофе попьём или провести для тебя экскурсию?… Мне как раз там надо один выпот посмотреть. Тут недалеко, спустимся и на бабе-яге доедем… Маску пока не надевай, скажу когда.
Бабой-ягой оказалась канатно-кресельная дорога: сиденья крепились кверху штангой, вокруг которой ставились ноги, человек сидел таким образом как будто на метле.
— Идём в старый штрек, один из самых надёжных, — донёсся голос бабушки, — но всё же на нас эльки, ерунда в общем, так что держись по центру и не трогай ничего.
Поначалу штрек выглядел просто хорошо укреплённым стойками тоннелем с открытыми вдоль стен выходами угля, из которых сочилась олия, из-за которой здесь было светло если не как днём, то как сочным вечером жаркого летнего дня. Чем дальше, тем становилось темнее, но даже так на стенах были видны пятна сырости, кое-где собирающиеся в желеобразные капли.
— Скоро баба-яга заканчивается, дальше придётся немного пройти пешком.
Они проехали ещё немножко, затем раздался скрежет остановки. Они слезли.
— Надень маску, — распорядилась Александра Викторовна, — связь теперь по телефону, номер «Феникса» — «Аманита-Шахта5», — и выдала из полевой сумки тяжёлый Siemens с приклёпанным плечевым ремнём.
Двинулись дальше в масках, бабушка впереди. Вика чувствовала, как всё труднее даётся дыхание, не то что движение. Меж тем и тоннель постепенно менялся. Желеобразные капли на стенах сменились сгустками, действительно напоминающими студень, тускло мерцающий в полутьме и будто съёживающийся, усыхающий на глазах после выбросов олии, озаряющих штрек. Теперь они шли рядом, и Вика увидела опасный выпот тогда же, когда Александра Викторовна тронула её за плечо: здесь.
Выпот был густ и обширен; целая великанская желеобразная сиська, пронизанная усиками паутины, нависала сверху между крепежами штрека. Телефон на ремне завибрировал, отдав в плечо.
— Да, — подняла она трубку к маске.
— Мы столкнулись со студнем и этими сетевыми вкраплениями ещё в конце восьмидесятых годов прошлого века. Но тогда исследования быстро свернули, забрали под военных, а что уж они там делали… Но делали недолго: вскоре всё поползло, Союз развалился, многие шахты встали, а на тех, которые работали, было, как говорили, не до фигни… Добыче студень не мешал. В конце тринадцатого года произошёл резкий выброс этого материала; он полез буквально изо всех щелей. Одновременно стало очевидно: не так уж он и безобиден. Контактировавшие с ним шахтёры проявляли признаки нездорового коллективизма и сопутствующей групповой агрессии. Индивидуальное сознание, рациональное мышление подавлялось, падала критическая оценка и ответственность за собственные действия. Инвазия материала наблюдалась в основном со стороны У, из чего я сделала вывод, что там был активирован некий очаг, точка роста по экспоненте… Так, отойди-ка из-под стрелы, это всё же…