Он со смешанными чувствами посмотрел на дом старика, в очередной раз поражаясь, как в таком можно жить, и перевёл взгляд на соседний — этому досталось ещё больше, по крайней мере, выглядел он куда хуже: часть строения вообще обвалилась, оставив лишь чёрные груды кирпича, а половины забора как не бывало. Однако намного больше внимания привлекало обилие зелени и цветов; казалось бы, откуда им взяться посреди ноября? Но сад — буйный, пёстрый и благоухающий — заполонил собой почти всё пространство дворика и уже выбирался зелёными побегами на улицу.
Посреди этого почти волшебного цветника стояла женщина, совсем молодая ещё, и вовсю поливала кусты роз и астры. Она мурлыкала под нос песенку и словно бы совсем не замечала всего того, что творилось вокруг.
— Чего это она?.. Чудная какая-то, — заметил солдатик, хмурясь, — радуется чему-то.
— А-а… Ирка? — старик отмахнулся и покрутил пальцем у виска. — Того она. Кукухой поехала.
— Да уж, не поедешь тут… — мрачно согласился парень.
— И так жизнь не сахар, — пенсионер сплюнул в грязь, — каждый день ложатся. Вон, всё перелопатили «Градами» уже! Ни света, ни воды, половины домов на посёлке не осталось. Вчера вон у Семёна — через дорогу, вишь? — дом жахнуло, мы тогда с Любкой в подвале сидели… Нашего Вольфа вместе с конурой в ошмётки, понимаешь? Выходим во двор… он-то дурной, поймать не успели, самим бы успеть до подвала — ну вот выходим, а там вместо двора — дыра, и всюду от Вольфа…
Старик прикрыл глаза ладонь и сжал губы — он плакал молча, без слёз; слёз давно уже не осталось. Ни у кого не осталось. Да и смерть здесь, на передовой, воспринималась как-то иначе — не так, как снаружи, в центре, где всюду благоухали розы и о войне знали лишь понаслышке.
— Восстанавливать будете? — сочувственно спросил солдатик.
Эх, совсем ещё ребёнок… Было заметно, как он то и дело настороженно прижимает ладонь к ремню, проверяя, на месте ли автомат, будто ища в нём спасение. Но оружие испокон веков приносит только смерть. Да и разве видел он, мальчишка, настоящую войну? Не как в фильмах, когда всё красиво и героически? Вот это всё — это были лишь её последствия. И всё туда же, в самое её жерло нацелился. Жаль его, аж сердце сжимается…
— Да на кой уже? — старик отмахнулся, вновь хмурясь. — Снова жахнет через день-другой, уже и нас самих не останется. Нас-то со старухой и хоронить некому будет. Сын вон тоже воевать пошёл, и…
О сыне вспоминать не хотелось — уж больно он напоминал этого солдатика, хотя и годился тому в отцы. Но взгляд у него был такой же, какой он уже неоднократно видел у этих идущих на фронт ребят: горящий, уверенный, будто вобравший в себя всю земную справедливость.