— Мне было шесть лет, когда вернувшись от бабушки, я застал возле нашего дома полицию, скорую помощь, которая увозила труп моей матери. Отец сказал, что, вероятно, она упала с лестницы и сломала себе шею, поскользнувшись, но однажды, подслушав разговор отца и Филиппа, мне стало известно, что мою маму, уже мертвую из-за ножевых ранений, выбросили с лестницы, после этого я поклялся, что найду убийцу. Я учился в Мельбурне на торакального хирурга, осуществляя свою мечту. Желание спасать людям жизнь придавало мне силы. После обучения в Австралии я проходил курсы в Италии, Америке, прежде чем работать с отцом. Годы не остудили мой пыл найти убийцу: я перебирал многие факты, ломал голову над тем, кто друг, кто недруг в нашей семье, однако все было тщетно до одного дня.
Жиральд сделал паузу, напряженно уставившись в одну точку, словно мысленно возвращался в прошлое. Анжелика подсела к нему так близко, что их бедра соприкасались.
— Меня пригласили провести ряд операций в Лондоне, но вместо положенных пяти дней я управился за три дня, вернулся домой, где меня никто не ждал, — горько усмехнулся Жиральд — Отец сидел в спальне матери, куда раньше не заходил даже я. Он держал в руках ее потрет и смеялся… Боже, я до сих пор помню его презрительный смех! Рассказывая о том, что приревновав ее к Филиппу, он нанес ей три удара в сердце, чтобы никто больше не любовался ее красотой, отец меня не замечал. А у меня было ощущение, что я в другом мире, что это кошмар, плод моей больной фантазии, однако нельзя отрицать очевидное: убийца мамы, которого я желал найти, оказался единственный оставшийся родной человек у меня. Если бы он не был моим отцом, Анжелика, я поступил с ним также безжалостно, как он с моей матерью, но я не смог. Я не кричал, не скандалил, как поступили бы на моем месте другие, я просто сказал ему, что отныне его сын умер для него. У меня больше не было отца, а убийце не место на свободе, поэтому я действительно собирался сдать его в полицию… Только вот он предпринял другой шаг и застрелился. В тот момент я не чувствовал ни жалости, ни скорби, может быть, даже удовлетворение от того, что преступник наказан. Жестоко?
— Жиральд, это не жестокость, а боль, — поправила его Анжелика, понимая, как тяжело ему дается делиться с ней столь сокровенными тайными прошлого — Если я скажу, что понимаю твою боль, то солгу, потому что мои родители живы, пусть и живут отдельно. Боль бывает разной. У каждого по-своему болит, У каждого своя причина, И каждый как умеет, так о ней и говорит.