Мед багульника (Свичкарь) - страница 11

Ирке все нравилось в России, ей совершенно не хотелось уезжать. И Марику тоже. Но родители велели, и они послушались. Будто на дворе был на двадцать первый, а девятнадцатый век.

При этом отношение ко мне Марика не изменилось ни на йоту. И напрасно моя мама восклицала:

— Как ему не стыдно тебе теперь в глаза смотреть!

Марик приходил — все такой же наутюженный, ласковый, предсказуемый. Нельзя от него было ожидать резкого слова, неожиданного поступка. И снова он напоминал мне кота, любимца всей семьи, который не сомневается, что его встретят с радостью, если он вспрыгнет на колени.

И под влиянием этого обаяния, даже мама моя сдалась, и скоро уже говорила с Мариком об оформлении в собственность дачи, и Марик давал ей дельные советы.

— Все-таки, он голова — этого у него не отнять, — признавала мама.


За несколько дней до отъезда он пришел ко мне, чтобы попрощаться наедине, без спешки.

И вот мы сидим друг напротив друга в моей комнатушке. Марик — на стуле, за столом, я — на постели. Второй стул в комнате не помещается. Скорее всего, мы больше никогда не увидимся. Это так странно, что невозможно себе представить.

— Наверное, вовсю укладываетесь? — спрашиваю я.

— Да, да, да… Вот, бабушка передает тебе на память.

Марик достает коробочку из синей замши. Ничуть не потерта эта коробочка, но чувствуется — старинная. Открывает, и… Нет, не наследственную драгоценность прислала мне Мария Юльевна, но бесконечно дорог мне этот подарок. Та самая брошка, которую я привыкла видеть на ее парадном платье. Желтый, местами потемневший металл. Брошка в форме корзины с цветами, а цветы — из чешского стекла. Сколько раз я, маленькая, подходила к Марии Юльевне и бесцеремонно поворачивала брошку на ее груди туда сюда, завороженная переливами. Лепестки цветов отливали то золотым, то красным, то синим.

— Спасибо, — тихо говорю я.

— Мама, и я, и… Ира…когда мы немножко обживемся, мы приглашаем тебя приехать. Все нужные документы мы пришлем…

Я никогда не была за границей. И честно говоря, сейчас, когда юность осталась за плечами, уже не хочу. Почему? У меня перед глазами картина. Мы в Москве, мама снова привезла меня показывать профессорам. Их вердикт прежний: нужна операция. И мы опять не решаемся, откладываем. Последний день в столице, вечером у нас поезд. Не помню, что это была за улица… Но витрину магазина запомнила навсегда.

Перед ней стояли люди. А за стеклом сидели куклы. Не я одна, мы все, столпившиеся, впервые видели таких кукол. И никто не мог отойти. Куклы смотрели на нас, а мы также заворожено, не шевелясь, не отрывая глаз — на них. В то время мы играли в пупсиков. Пластмассовых, жестких. Мы их сами обшивали, и пытались всунуть негнущиеся ручки в рукава самодельных кофточек. А здесь сидели прекрасные девушки. Длинноногие. Изящные. У них были спальные, гостиные, ванные комнаты… Туалетные столики со множеством флаконов, шкафы, полные нарядов. Кровати с почти всамделишными одеялами и подушками…