— Было, — кивнул Герман, — Выезжали мы на вызов. Мать, детей двое… нет, живые все, но в последний момент выбежали. Девочка в ночной рубашке, больная, с астмой… Все ее лекарства сгорели. Потом всем миром деньги собирали, чтобы новые купить. Мы же и, отвозили…
— Кто же эти нелюди? — у Деда были такие глаза, будто поверить он не мог, что кто-то сознательно такое делает. Может — не ведают, что творят?…
— А другой случай был, дом горел, а на окнах — решетки. Вся семья погибла, — еще тише сказала Варя, — Давайте не будем об этом Илья Григорьевич…
— И что, нельзя было машину подогнать, сорвать эти решетки? — не верил Дед.
— Там подруга моя была. И ее маленькая дочка…
— Ужас, Варенька…
Она замолчала на несколько секунд. И привычное выражение боли снова проступило на лице. И так же привычно она заставила его отступить, обратившись к Деду:
— А конный двор не закрыли у вас тут? На лошади можно поездить, Илья Григорьевич?
— Конечно! Это хорошо будет… Идите-ка вы оба. Там по-прежнему Таня Тимкина, к ней все дети наши сельские ходят — покормить лошадок, почистить, поездить. Она там всегда, если сразу не откроет — просто постучите сильнее…
* * *
На улице мороз был, наверное, около двадцати. Снег уже не шел. Варя подняла капюшон у куртки, подбородок окунула в шарф, но глаза ее блестели:
— Посмотрите, это же совсем «Ночь перед Рождеством»! И ьсно, когда морозно, воздух хрустальный… И ни ветерка — дым из труб подымается прямо, густыми таким столбами… А небо! Ей-богу, сейчас появится черт и украдет месяц…
Герман едва не рассмеялся. Действительно, укрытое снегом село напоминало сейчас иллюстрацию в старинной книге. И в небе, искрившемся звездами, могла пролететь черная тень — Баба-Яга в ступе, или кто-то с рогами и копытами.
Таня Тимкина была женщиной лет под сорок. Поверх белого свитера наброшен пуховый платок.
Конюшня — маленькая, три лошади, да жеребенок.
— Ну что, берите Пашу, — Таня кивнула в сторону крайнего денника, где стоял рослый гнедой жеребец, — А вам (это Варе) поседлаю Агру…
Агра — маленькая белая арабская лошадка — любопытно тянулась мордой сквозь решетку.
— Неудобно, пожалуй, будет? — и Варя показала рукою, что один всадник окажется высоко, а другой — низко.
— Тогда Короля. Он старый, спокойный… Все больше шагом ходит, пробежаться его вряд ли заставите…
Герман принес седла — сразу оба. Знал, что они тяжелы. И Пашу пошел седлать сам, чтобы не давать Тане лишней работы. И так пришли как хозяин, который барин… Хочется ли лошадям в такую пору из теплой конюшни?
Герман первым вывел коня, и Таня спросила его: