Сейчас все усложнилось на порядок. Вроде и вражеская ПВО не охраняла небесное пространство, и патрульные крейсера не бороздили водные рубежи Черного континента, а попасть туда было ой как непросто. Ну, если не ставить целью нарваться на встречающую делегацию в виде парочки полнокровных Структур.
Поэтому сперва наш отряд перебросили на один из американских авианосцев, который в составе судов поддержки блокировал Аденский залив. Там провели инструктаж, основным посылом которого стал тезис “если что, мы по-любому не успеем!”. Убедившись, что мы все хорошо поняли, нас посадили на вертолеты и повезли на побережье. Где и высадили прямо посреди пустыни, помахав на прощанье рукой. До Джибути нам предстояло добираться пешком. Ну а чё, для боевой группы новусов шестьдесят два километра по песку и камням не расстояние!
Хотелось бы, конечно, высадиться прямо а международном аэропорту столицы французского Сомали, но тут уж ничего не попишешь — война. Пусть и тайная, необъявленная. А во время войны расстояния, раньше покрываемые за минуты, обретали совсем другое значение.
Смахнув со лба мгновенно выступивший пот, я опустил на глаза солнцезащитные очки и огляделся. Вот и довелось мне добраться до детской Мекки, куда даже герои сказок отговаривали ходить. Так и говорили: “Не ходите дети в Африку гулять!” Разумное, кстати, предостережение, словно знал что-то Чуковский про это место. И дело даже не в акулах, гориллах и злых крокодилах. Просто… Что тут делать-то? Пусто же, как на песчаном карьере!
Строго говоря, высадили нас не в пустыне. Глинистый песок, торчащие из него камни, редкие пятнышки тусклой зелени – побережье. Но для нынешнего состава группы, в большинстве своем, европейцев, это и была пустыня. Ровная, как сковородка с распродажи, и такая же раскаленная.
– Мих, как принимаешь?
Согласившись на рейд, я настоял, чтобы мою группу вел бывший зам по мозгам. Как в старые добрые времена, хех. И в разговоре с ним, всеми этими “Орлан – Гнезду” и прочим, я пользоваться не собирался. Какой смысл? Выучить армейские глоссии, конечно, не сложно. Только вот зачем? Ну будем мы говорить по рации не “наблюдаю противника, триста метров на двенадцать часов”, а “садовник, двенадцать, триста” — и что это изменит? Допустим, противник перехватит наши переговоры. Сделать-то все равно ничего не успеет! Триста метров – это трехсекундный рывок на пределе сил для таких, как мы.
— Уверенно. — отозвался Михаил. — Топайте.
— Погнали, народ! — игнорируя средства связи скомандовал я рейдовой группе. — Функции сами себя не найдут!