Но прямо сейчас ему следовало найти в безликой толпе Никуртеу Балуа, чтобы сделать дело. Санчеф Сар намекнул, что Никуртеу может носить маску совы. Гезун много знал о животных. Он держал всевозможных домашних животных, за исключением бизона, и дома в Пуссаде, и здесь, в Нембиаре, и сильно удивил Санчефа Сара, когда отказался от змей на ужин. Неизвестные на Пуссаде, эти рептилии очаровали Гезуна своей грацией и не были ядовиты.
Гезун Лорск знал, кто такие совы, ведь они были самыми разумными птицами из всех… Всматриваясь в толпу, он разглядел леопарда, гиену, медведя, росомаху, дикого осла и обезьяну. Его маска тоже должна была бы изображать обезьяну, так как юноша и в самом деле кое-что знал о ловкости и разуме приматов. В какой-то момент он даже подумал, что, если бы Даускезх Ван в своей мудрости, как предполагалось, решил бы выбрать маску, соответствующую характеру Никуртеу, он не смог бы подобрать более подходящий символ, чем обезьяна.
В любом случае у Гезуна был шанс, так что он мог поставить на эту маску точно так же, как на любую другую. Наверное, его соперник и в самом деле был обезьяной…
Тут поднялись кожаные занавеси, и вошел Даускезх Ван. Он был еще старше, чем Санчеф Сар, и в тусклом свете Гезуну показалось, что колдун давно мертв и его вернули к жизни не слишком успешные чары.
– Первый лот, – прошептал Даускезх Ван.
– Четырнадцать золотых монет, – заявил волшебник с головой серны.
– Пятнадцать, – вмешался бобер.
– Шестнадцать, – объявила сова.
Гезун Лорск едва не подскочил. В конце концов, Никуртеу Балуа мог оказаться и совой. Он предложил свою цену, но остановился, и сделал это беспристрастно, нисколько не нервничая, и, видимо, собирался и дальше придерживаться такой же тактики.
Лот первый ушел Серне, и пришел черед второго лота. Действо было унылым, и Гезун Лорск едва не уснул, когда руководящий торговлей принес лот двадцать третий.
– Двадцать, – встрепенулась обезьяна.
– Двадцать пять, – проговорил Гезун, благодарный за то, что Санчеф Сар заставил его изучить арифметику.
Торговля дошла до сорока пяти, пока они не приблизились к пятидесяти монетам, пределу Санчефа Сара. Это была огромная цена не только для Санчефа, но, очевидно, и для его соперника – обезьяноголовый замедлился, когда они приблизились.
– Сорок восемь, – сказала обезьяна.
– Сорок девять, – объявил Гезун.
– Сорок девять с половиной.
– Пятьдесят.
Гезун замер, чувствуя, что его сердце вот-вот вырвется из груди. Обезьяна должна была сделать ход, добавить еще одну монету и забрать лот…
– Продано! – каркнул Даускезх Ван.