Пролог: I Never Thought It Would Come To This
Не то чтоб великолепная, но явно война. Скотт Эштон пригнулся, пряча голову под тарелку, которая отчасти выручала. Отсюда, из глубины сцены, ему было видно, как выныривают на свет снаряды: бутылки из-под виски, тяжелые черные из-под шампанского, фляжки из-под рома “Stroh”, стаканы, монеты, зажженные сигареты, а то и пакеты с травой, – выгодная позиция и хорошее зрение позволяли ему засекать их и указывать своему охраннику Джону Коулу, чтоб тот подбирал их и кидал в бас-бочку для сохранности. Он следил за Игги, своим вокалистом и некогда собратом по кайфу, и все больше злился, потому что каждый раз, взвинтив толпу на новый яростный виток, он отходил назад к барабанам, и весь град снарядов летел в сторону Скотта. Но Игги не виноват, просто чуть больше угашен, чем он сам.
Продираясь сквозь тот отчаянный сет морозной ночью 9 февраля 1974 года в “Michigan Palace”, облупленном, мрачном кинотеатре двадцатых годов в центре Детройта, каждый из музыкантов находился в своем собственном мире. Клавишник Скотт Тёрстон был новенький, но уже уважал команду за упертый героизм и простецкую провинциальную надежду, которую хотелось разделить: прорвемся, победим во что бы то ни стало. Но как-то это все… вырождается, думал он. И когда Игги бросился в толпу, чтобы спровоцировать ее еще раз, он почувствовал восхищение, смешанное с жалостью. Парень был готов. Готов ко всему, кроме успеха.
Джеймс Уильямсон, крутой гитарист, для которого The Stooges были прежде всего пропуском в личную славу, известный среди ближайшего окружения под кличкой Череп, сосредоточившись на том, чтобы гитара строила, и на своих опасных риффах, поглядывал на Игги почти презрительно. С задних рядов его научно-фантастический костюмчик, работа голливудского дизайнера Билла Уиттена, смотрелся довольно впечатляюще, но вблизи было видно: вещь изрядно ношеная. Еще с месяц назад он тащил группу вперед, хотел нового материала, репетиций, пусть даже без надежды на релиз. Но и он уже начал отчаиваться. Вокалист не тянет, да и сам он не тянет. Повеселиться, конечно, удалось изрядно, но пламенная тяга к успеху иссякла. Раньше хоть интересно было наблюдать весь этот спектакль, а теперь надоело. Игги его предал, а теперь он и сам уже ничего не может. И все же Джеймс чувствовал остатки симпатии к бывшему дружку, зная, каково ему сейчас.
Рон Эштон был опустошен. Его унизили, пересадили с гитары на бас, никакой уже дружбы ни с братом, ни с Игги, только остатки надежды, что группа, которую они вместе создавали, сможет выполнить свою миссию и стать американскими «Роллингами». Но свободный, в отличие от остального состава, от наркотиков, он сознавал с неизбежной ясностью, что этот тур есть битье дохлой лошади, лошади, превращающейся в прах. До сих пор он держался на мрачном юморе, развлекая всех убийственными замечаниями насчет состояния команды и ее солиста. Были девчонки, были времена, были, да сплыли.