— Мистер Сазерленд.
Пожилой мужчина, сидевший в кресле с журналом в руках, поднял голову.
— Да?
— Доктор примет вас. Следуйте, пожалуйста, за мной.
Они вышли из приемной, поднялись на лифте на четвертый этаж и, пройдя по коридору, остановились перед одним из кабинетов. Женщина нажала на кнопку и, не дожидаясь ответа, открыла дверь.
— Мистер Сазерленд, сэр, — сказала она.
— Пусть войдет, — отозвался сухой, надтреснутый голос.
Кабинет был небольшим и, видимо, вполне соответствовал характеру занимавшего его человека: белые холодные стены и потолок, чересчур яркий и резкий свет, бьющий сразу с трех сторон, однотонный линолеум на полу. Из мебели — письменный стол, на котором лежала одна-единственная папка, два высоких книжных шкафа, забитых бумагами, и три стула. В такой аскетичной обстановке работал едва ли не лучший специалист штата по злокачественным опухолям.
— Садитесь, мистер Сазерленд. — Доктор, высокий, худощавый, с абсолютно лысым черепом и неожиданно густыми, кустистыми бровями над серо-голубыми глазами, кивком указал на стул.
Посетитель сел.
— Я нужна вам, доктор? — осведомилась женщина.
— Нет, спасибо.
Когда дверь за ней закрылась, доктор повернулся к человеку, которого видел во второй раз в жизни.
— Итак, мистер Сазерленд, я пригласил вас, чтобы ознакомить с результатами анализов и медицинским заключением. — Он открыл папку. — Вы слушаете?
— Извините, доктор. — Мистер Сазерленд покачал головой. — Меня не интересует вся эта белиберда, половину из которой я не пойму. Скажите, сколько мне осталось.
Хозяин кабинета помолчал, оценивающе посмотрел на своего визави и кивнул.
— Что ж. Вы имеете на это право. Без операции вы протянете не более полутора лет.
— Каковы шансы на успех операции?
— Тридцать к семидесяти, не в вашу пользу.
— Вы позволите мне взять месяц на раздумье?
— Не больше.
Вернувшись к себе, Патрик Сазерленд вызвал секретаршу.
— Моника, сегодня же отправьте письмо, которое я просил вас подготовить на прошлой неделе.
— В Детройт, мистеру Берджессу?
— Да.
Роскошь и блеск давно уже перестали быть ему в диковинку. Он знал им цену, знал, что зачастую за ними нет ничего, кроме денег, самодовольства и глупости, как знал, впрочем, и то, что самодовольство и глупость нередко обходятся без роскоши и блеска.
Здесь, в приемной, хватало и роскоши — например, прекрасные картины на стенах, одна из которых явно работы Брака, — и блеска — достаточно взглянуть на крашеные столы и стулья, — но помимо них здесь присутствовало и кое-что еще, то, что Фрэнсис Берджесс ценил превыше всего: стиль. Разумеется, стиль дизайнера, но ведь за все платил Патрик Сазерленд, владелец крупнейшей в штате строительной компании «Сазерленд Билдинг». То, что увидел Фрэнсис, свидетельствовало о наличии у хозяина фирмы вкуса.
