В конце марта американский тур Station To Station завершился прекрасным представлением в “Madison Square Garden” и последующей звездной вечеринкой в клубе “Penn Plaza”, большую часть которой Дэвид провел, уединившись с Джимом, – иногда к ним подходили старые знакомые вроде Джона Кейла. Джим так и лучился здоровьем; на нем был костюм, специально купленный за день до того, чтобы предстать перед судом Рочестера, штат Нью-Йорк, вместе с Боуи, в качестве ответчика по делу (позже закрытому) об аресте за марихуану в отеле “American” городка Флэгшип, четырьмя днями раньше. Публичное появление Игги было первым подтверждением: он возвращается из небытия.
27 марта Боуи отбыл на океанском лайнере из Нью-Йорка в Канны, а Игги на пару дней остался в Нью-Йорке, в отеле “Seymour”, и впервые заподозрил, что его жизнь скоро изменится. Он наконец осознал, что новое поколение рок-музыкантов именует себя «панками» и подражает его имиджу. В те выходные он дал интервью Пэм Браун для заглавной статьи четвертого номера журнала Punk и, как водится, понарассказал ей кучу невероятных историй – в основном, конечно, чистую правду. Примерно тогда же он явился на прием в свою честь в “CBGB”, клубе Хилли Кристала на Бауэри, который стал колыбелью панка в США, а после пригласил главного редактора Punk с фотографом Робертой Бейли на лобстера в кафе “Phoebe’s”. Перед тем как улететь в Италию, он попросил Роберту послать по почте Эрику, его сыну, купленные на Таймс-сквер наручники. За прошедший год он почти не виделся с сыном, а тут, прежде чем пуститься в берлинские приключения, вдруг решил побыть «хорошим папой». Последняя черта под его хаотическим прошлым, перед началом чего-то нового, была подведена еще пару дней назад, на джеме с Джонни Сандерсом и Силом Силвейном в одном нью-йоркском лофте; Джонни спросил, не желает ли он подогреться. Впервые в жизни Игги ответил: нет.
Боуи проявлял удивительную жизнестойкость – особенно если учесть, в каком стрессе он провел последний год, какую душевную муку и паранойю пережил в Лос-Анджелесе, городе, который он (а вслед за ним и Джим) считал дьявольским, вампирским. Джим видел, что ему плохо, что ему нужен настоящий друг, только он этого не показывает. Наконец в апреле они остановились в Швейцарии перевести дух, и тогда Боуи начал раскрываться. Говорил он, конечно, и о своем браке с Энджи, удивительно неформатном партнерстве, на котором сказались постоянные расставания; это был свободный союз, но Энджи страшно ревновала ко всем, с кем у Дэвида возникала интеллектуальная близость. Это касалось и Джима, к которому у Энджи было противоречивое отношение, и особенно Коко Шваб. Коко (Коринну) Шваб, личность исключительно способную и организованную, Хью Эттвул нанял секретарем еще в мэйнмэновские времена, летом 1973 года. Через пару месяцев Хью взял отпуск и, как он сам говорит, по возвращении обнаружил, что Коко за 36 часов научилась делать всю его работу. В результате Тони Дефриз решил его уволить. Теперь Коко контролировала доступ к Дэвиду, она освободила психически перегруженную звезду от огромного количества обязанностей, но приводила в ярость всех, от кого он отморозился, и прежде всего Энджи.