Анастасия Петровна с улыбкой разложила на столе альбомы сыновей. И чем больше она их рассматривала, тем больше сжимались ее губы, тем больше они начинали дрожать. Она подняла на сыновей почему-то испуганные глаза:
— Он рисовал это при вас? Ах, по памяти…
Как ни старался художник, времени он обмануть не смог — так же, как и памяти матери. Павлик был одет в «матроску», безнадежно сожженную при утюжке в прошлом году. А у Мишеньки на рисунке были не успевшие отрасти после ветрянки волосы.
— Идите, поиграйте пока, мальчики. Я вас потом позову…
Захватив альбомы, Анастасия Петровна поднялась в свою спальню, где на стене висели фотографии ее детей — начиная с младенческого возраста. Проведя по последним, прошлогодним дрожащими пальцами, она вновь спустилась на веранду, подошла к креслу отца.
Тот за последние дни совсем сдал и почти все время проводил в полудреме, не сразу откликался, если к нему обращались, просил повторить вопрос. Сегодня был день визита доктора, и Анастасия Петровна хотела обратить его внимание на ухудшившееся состояние здоровья отца.
— Отец, я хотела с тобой серьезно поговорить. Папа, да проснись ты!
Петр Романович с трудом вынырнул из полузабытья, поморгал, улыбнулся дочери:
— Настенька… Что случилось, дочка?
— Папа, скажи мне правду, наконец! Ты много раз уверял меня, что мой Мишель умер. Несколько раз ездил его искать, и однажды сказал, что видел в каком-то монастыре его могилу. Это правда?
— Он умер, Настенька… Умер хорошо, как солдат… Не то что я — никому ненужный, угасаю в своем кресле… Свеча догорает…
Анастасия Петровна сорвалась с места, принесла икону Божией Матери, поднесла ее к глазам старика.
— Папа, поклянись перед этой иконой! Поклянись, что Мишель умер!
Старик закрыл глаза, из-под тяжелых морщинистых век выкатились две слезинки.
— Отец, поклянись иконой, поклянись своими внуками, что он умер!
— Я не могу, — после долгой паузы раздельно произнес Белецкий, не открывая глаз. — Настенька, это было так давно… Он взял с меня клятву! Но он не мог выжить, дочка!
Анастасия Петровна поднялась с колен, увидела Булата, встречающего бричку с Венедиктом Сергеевичем. Она машинально ответила на приветствие доктора, шепча:
— Этого не может быть! Не может! — и, словно проснувшись шагнула к доктору: — Венедикт Сергеевич, у меня к вам просьба. Помните, вы рассказывали мне про художника, про Ковача… Я очень бы попросила вас передать ему записку, пригласить его сегодня к ужину, на именины Мишеньки…
— Разумеется, голубушка! Но я не могу, я уже попрощался с ним! Он уезжает сегодняшним поездом. Хороший, но странный человек. — Старый доктор, кряхтя, подхватил свой саквояж. — Приехал на две недели и вдруг уезжает… Он часто улыбался, но глаза его всегда были печальны. Да что случилось, Анастасия Петровна?