— Выпилъ, старый! — добродушно говорили онѣ и очень скоро уложили его спать въ углу на тюфякахъ, прикрывъ его какой-то пестрой попоной, изображавшей одѣяло.
Большая часть пришедшихъ все-таки были русскіе. Они явились, какъ были на работѣ, въ грязныхъ холщевыхъ рубахахъ и съ руками, запачканными въ глинѣ. Все это были, очевидно, новички; даже ихъ рабочая одежда имѣла характерный русскій покрой и отличалась отъ американской. Картузы у нихъ были русскіе съ кожанымъ козырькомъ и ватнымъ подбоемъ. Нѣкоторые были совсѣмъ безъ шапокъ. У одного на головѣ красовался бѣлый гречневикъ совсѣмъ архаическаго вида.
Въ баракѣ, впрочемъ, не на чемъ было даже присѣсть.
— Пойдемъ лучше къ намъ! — предложилъ Капустинскій, рослый и костлявый портной, который жилъ въ Виннипегѣ уже третій годъ и имѣлъ болѣе постоянное обиталище, чѣмъ другіе.
Жилище Капустинскаго было на другомъ концѣ главной улицы. Онъ занималъ нижній этажъ полуразрушеннаго дома, въ верхнемъ этажѣ котораго находился складъ старой мебели. Внизу было такъ сыро и темно, что мы даже не подумали войти внутрь его и усѣлись на дворѣ на обрубкахъ бревенъ, разбросанныхъ по всѣмъ угламъ.
И здѣсь было много ребятишекъ. Они копошились у задней стѣны, на кучѣ песку за бревнами.
На мой вопросъ Капустинскій объяснилъ, что у него тоже девять дѣтей. Это, повидимому, было установленное число. Кромѣ собственныхъ дѣтей у Капустинскаго были два племянника и два пріемыша, и вся семья состояла изъ пятнадцати человѣкъ.
Гости продолжали подходить. Одни изъ нихъ только что побывали на рѣкѣ, чтобы смыть рабочую грязь, и волосы ихъ лоснились отъ сѣраго мыла. Трое сыновей Капустинскаго пришли вмѣстѣ. Они были почти совсѣмъ мальчики, и всѣ казались одного возраста. Съ ними пришелъ и старшій пріемышъ, высокій и крѣпкій, но съ меланхолическимъ выраженіемъ лица. Онъ не успѣлъ вымыться, и даже въ волосахъ его налипли кусочки сѣрой глины. Придя во дворъ, онъ немедленно вытащилъ изъ-за голенища истрепанную книжку и, усѣвшись на бревнѣ, принялся за чтеніе. Мало-по-малу во дворъ собралось около тридцати человѣкъ.
— Какъ это вы пріѣхали сюда? — задалъ я стереотипный вопросъ этой русской толпѣ, успѣвшей перебраться на совсѣмъ новую почву.
— А такъ и пріѣхали! — отозвался приземистый человѣкъ въ холщевыхъ штанахъ съ мотней и въ короткомъ жилетѣ, составленномъ изъ разноцвѣтныхъ заплатъ. — Изъ-подъ Полтавы… Тѣсно въ Полтавщинѣ. Затѣсненная земля…
— А на какія деньги? — спрашивалъ я.
Пестрый жилетъ не отвѣчалъ.
— Скажи ты, Грынь! — обратился Капустинскій къ своему сосѣду, небольшому человѣку съ бѣлокурой бородкой и свѣтло-голубыми глазами. Онъ держалъ въ рукахъ пилу, какъ эмблему своего ремесла.