Веригинъ покачалъ головой.
— Духоборы — упрямые мужики, — сказалъ онъ. — Они ни отъ чего не отказываются. Я вотъ недавно говорилъ съ Николаемъ Зибаровымъ. «Нужно, — говоритъ, — на будущій годъ купить паровые плуги».
— А косилки и жнеи какъ? — возразилъ я. — Они, кажется, не приспособлены къ работѣ паромъ.
— Я ему тоже указывалъ, — сказалъ Веригинъ. — А онъ говоритъ: «Не приспособлены, такъ мы приспособимъ. Тоже ихъ люди задумывали!.. Налогъ, — говоритъ, — дорожный не будемъ платить, изладимъ свои дороги, какъ мы сами знаемъ. Потомъ заведемъ автомобиль, и лошадей окончательно побоку».
— Неужели это возможно у васъ? — спросилъ я.
Мнѣ показалось, что я слушаю пересказъ новой главы изъ извѣстнаго романа Беллами.
— Кто знаетъ? — задумчиво сказалъ Веригинъ. — Пускай они дѣлаютъ опытъ… Если удастся имъ, мы, пожалуй, и всѣ за ними послѣдуемъ… А пока что, хозяйственные-то мужики говорятъ совсѣмъ иначе, — продолжалъ Веригинъ, — съ Планидинымъ Павломъ. «Скотъ, — говорятъ они, — помощникъ человѣку, все равно товарищъ въ работѣ. Только надо миловать его, а не тиранить».
Николай Зибаровъ и Павелъ Планидинъ были наиболѣе выдающіеся люди обѣихъ духоборскихъ партій. Оба они попали въ комитетъ вмѣстѣ съ Веригинымъ. Впрочемъ, духоборскій вождь со своимъ безошибочнымъ тактомъ старался держаться внѣ этихъ разногласій.
— Потому и послали насъ лошадей покупать, — продолжалъ Веригинъ. — Павлуша-то Планидинъ и теперь въ Реджайнѣ остался, ждетъ табуновъ. Хотимъ купить штукъ 400 опять тысячъ на 40. Такъ, чтобы когда подѣлимъ, въ каждомъ селеніи было по десяти паръ. Они говорятъ: мы тогда для лошадей двѣ смѣны заведемъ въ страдную пору, — до обѣда и послѣ обѣда. Работа лошадиная — тяжелая. Пускай не работаютъ больше пяти часовъ…
Это была попытка установить нормальный рабочій день для лошадей.
— Всѣ товары мы выписываемъ оптомъ, — продолжалъ Веригинъ прерванную нить разсказа, — кои изъ Виннипега, кои дальше съ востока… Тоже большое сбереженіе въ цѣнахъ… Наши купцы іорктонскіе стали ужъ нарекать на насъ. «Мы, — говорятъ, — думали, что съ пріѣздомъ Веригина духоборскія дѣла устроятся и будетъ польза для всего края. Для чего же, — говорятъ, — наше правительство и пустило ихъ въ страну, какъ не для роста торговыхъ дѣлъ, а выходитъ совсѣмъ иначе»… Есть у насъ въ Іорктонѣ лавочникъ одинъ, мистеръ Мередитъ, — продолжалъ Веригинъ съ улыбкой. — Такъ онъ прямо приставать сталъ ко мнѣ: «Какъ же, — говоритъ, — господинъ Веригинъ! Я, — говоритъ, — выписалъ 300 кожаныхъ половинокъ, думалъ, что духоборы разберутъ ихъ, а теперь съ вашей выпиской онѣ должны остаться у меня на рукахъ»… Дѣйствительно, сапожники наши раньше у него брали кожи… Я и говорю Сенѣ: «Переведи ты ему, что, по-моему, этакъ вправду худо, но это дѣло можно легко устроить». — «Какъ, какъ? — говоритъ и даже изъ лица раскраснѣлся. — Говоряйте прямо по-русску, мой понимай!».. Уже онъ научился отъ духоборовъ… «Очень просто, — говорю. — Развѣ же духоборы такіе плохіе сосѣди, что стали бы обходить вашу лавку? Да и къ чему бы имъ безпокоиться выписывать изъ Виннипега, если товаръ ужъ тутъ, подъ бокомъ». А онъ только такаетъ въ отвѣтъ. «Только надо, — говорю, — объ цѣнѣ сговориться, чтобы никому не было обидно. Вы, — говорю, — сочтите расходъ и съ перевозкой, да еще накиньте хоть пять процентовъ за свой трудъ и хлопоты. Духоборы не такіе люди, — чтобы резоновъ не понимать. Я увѣренъ, что они сейчасъ же возьмутъ весь вашъ товаръ»… Конечно, онъ такъ и сдѣлалъ. А только ушелъ онъ отъ меня, такъ лицо такое красное, будто былъ въ банѣ. «Теперь, — говоритъ, — не стану больше выписывать товаръ на духоборскую руку».