– Черти, – поправил он.
– Черти-фашисты, – не стал противиться я, мне не принципиально. – В общем, они просили, чтоб я спас Якутянку. Спасать?
– А я от почём знаю?
– Ну, вы старше и опытнее…
– Хвостом-то не юли, – фыркнул он, посмотрел мне в глаза, вздохнул и обернулся, ища взглядом настенные часы. – Время позднее. Не пойму от, чё в тебе все эти девки находят-то? Одной Марты ему мало, он от уж и за Якутянку-то бороться хочет. Чудом от внучку-то мою твоей любовностью не зацепило. Чего ты им в уши-то льёшь? Вроде от как не красавчик, уму от тоже средненького, прости господи…
– Давайте по существу. Что делать будем, отче? – Я постарался вернуть батюшку к теме.
– Спать. – Отец Пафнутий хлопнул себя ладонями по коленям и тяжело встал. – С утренней молитвою-то сердца от Богу откроем, поди, уж он-то управит. А покуда от, паря, спать, всем от спать!
Наверное, он опять был прав. Если ничего не можешь решить или исправить прямо вот сию же минуту – иди спи! Утро вечера мудренее, попробуем разобраться на свежую голову. Доберман бодро поплёлся за мной, перетащил в зубах свой коврик поближе к моей кровати и, когда погасили свет, тихо шепнул мне на ухо:
– Я эту тётеньку спасать не пойду, она жадная, не кормит вкусняшками, не гладит. Вообще не любит собаченек? Надо её кусь.
Что ж, в этом, пожалуй, тоже была своя правда жизни. В конце концов, для любого демона, да и всей нечисти в целом, цель по жизни – это вредить людям. А Якутянка, как я понимаю, не просто вредит, она убивает чужими руками. И не всех подряд, а именно бесогонов. То есть таких, как я.
– Знаешь, – я обнял добермана за шею и потрепал по холке, – ты совершенно прав, её надо кусь!
А что касается спасения жизни собственных врагов, так я, видимо, ещё недостаточно проникся идеями христианского всепрощения. Ей поставили задачу мучить нас, она старалась, но не смогла. Велели заманить и убить, тоже не получилось. Разочаровала начальство, пусть отвечает, как у них это принято. Но согласитесь, это всё равно её, а не наши проблемы.
– Спим?
– Спим. – Я подвинулся на кровати к стенке, и этот остроухий лось мгновенно улёгся рядом, сопя мне в подмышку. Да пусть. Он редко себе такое позволяет, обычно его вполне устраивает свой собственный коврик с пожёванным зелёным мячиком – любимая игрушка с детства.
Гесс уснул практически сразу, у собак это быстро. Но мне он сон перебил.
Наверное, ещё не меньше часа я лежал с закрытыми глазами. Нет, беды и сложности карьерного роста несчастной Якутянки в длинной шубе и с сияющими бриллиантами на шее не занимали меня. Почему-то именно сейчас я скорее думал о Марте.