Учеба в Шанхае дает учащемуся и другие преимущества. Шанхай – не только город, но и провинция, а потому он обладает особой автономией: здесь можно составлять местные учебные программы и проводить в жизнь особые инициативы.
На каждого ребенка, удостоенного привилегии протолкаться в шанхайскую школу, приходится немало детей в провинции, кому остается учиться без подобающей поддержки в нищих школах или же самостоятельно разбираться в материале, поскольку родители горбатятся в другом городе. Эти факторы укрепляют неравенство, которое и дальше будет издержкой всей системы.
Покуда есть Цзюнь-Цзюни, победы просвещения в виде Аманды, например, будут не без горечи. Эта горечь слышна и в словах Сюзэнн Пеппер, написавшей, что образование может быть сильным «дестабилизатором… если учесть его способность вскармливать надежды быстрее, чем развивающиеся политические институты способны их воплотить».
Покуда отстает провинциальное образование, не будет никакого настоящего прогресса.
* * *
За окном спальни Цзюнь-Цзюня располагалась его первая возможная вакансия.
– Стройка! Провалишьчжункао – отправишься прямиком работать, – пригрозил отец сыну.
Цзюнь-Цзюнь фыркнул из-за стола, заваленного учебниками, прервался, задумчиво посмотрел на рабочих, что таскали грунт из зиявших ям и наваливали его высокими кучами дни напролет.
Я вернулась повидать Цзюнь-Цзюня и его семью за неделю дочжункао. Отец Ван забрал меня с автобусной станции на своем «баоцзюне» с импортным двигателем и отвез к ним на съемную квартиру. Полы недоделаны, двери все еще обернуты синим упаковочным пластиком. В спальне Цзюнь-Цзюня нам втроем было так тесно, что мы слышали запахи друг у друга изо рта.
– Это будет начжункао, – пробормотал Цзюнь-Цзюнь, пока Ван усаживался на пластиковый стул рядом с письменным столом. Я устроилась на кровати, откуда мне была видна сгорбленная спина мальчика. – И это будет начжункао. Этого не будет, так что можно не учить. – Мальчик склонялся над учебником физики, листал страницы, черкал карандашом по бумаге, подолгу молчал. Казалось, он расстроен, с отцом перекидывался хмурыми фразами на аньхуэйском диалекте.
– Что такое? – спросила я у Вана на мандарине. Ван постукал ногой по бетонному полу.
– Он не понимает ничего в домашнем задании, – прошептал Ван. Я встала и увидела на столе контрольные задания по математике. Цзюнь-Цзюнь получил 102 из 150 баллов.
– Неплохо, – пробормотала я Вану ободряюще.
– Длячжункаонедостаточно, – отозвался Ван.
– Я даже записать это уравнение не могу, – сказал Цзюнь-Цзюнь, отпивая из стакана зеленый чай. Чайные листики бесцельно плавали в бежево-желтой жидкости.