Желтая карточка.
Мы с Рэйни добрались до классной комнаты.
– Что происходит, когда тебе дают желтую карточку? – спросила я, изображая невозмутимость.
– Больше воды, – ответил он.
«Детям воды не вдосталь?» – подумала я с некоторым ужасом. Эта сцена крутилась у меня в голове, пока я топала в тот день к медпункту, вооруженная ингалятором Рэйни. Зашла внутрь.
– Можно вас побеспокоить? – спросила я подошедшей медсестре Ян Цунь Цунь, облаченной в светло-розовый халат, в темно-карих контактных линзах, отдававших в синеву у кромки радужки. К нам присоединилась и широкоплечая женщина, возникшая из кабинета в глубине, и мы втроем уселись на стульчики за круглый стол.
– Рэйни страдает отсяочуань, и я бы хотела договориться с вами о лекарстве, которое надо держать в классной комнате – на случай, если Рэйни станет трудно дышать, – сказала я.
– Учителям нельзя хранить лекарства в классной комнате, – сказала Плечистая, словно повторяя строку 37 из какой-нибудь должностной инструкции. – Будем хранить здесь. – Она махнула рукой на желтый шкафчик у боковой стены. Сквозь матовые стекла дверей я разглядела очертания скляночек и белых картонных коробочек размером с ладонь. Медсестра Ян сидела рядом с Плечистой, подчеркивая ее нижестоящее положение молчанием.
– Бухаоисы – мне неловко об этом говорить, но у нас трудность, – сказала я. – Нам нужно держать лекарство рядом на случай приступа.
– Учителям нельзя хранить лекарства в классной комнате, – повторила она строку 37.
– Есть ли еще какие-то возможности? Может, у него в шкафчике в раздевалке?
– Нельзя хранить лекарства за пределами медпункта, – повторила она. Правило казалось осмысленным, однако в нашем случае все упиралось в расстояние до классной комнаты Рэйни, и эту неувязку нам предстояло разрешить.
– Лекарство не опасное… оно не повлияет на детей, которым оно не требуется, – сказала я. – Оно лишь открывает дыхательные пути тому, кто не может дышать.
– Будем хранить здесь, – решительно сказала Плечистая, глядя на меня в упор. Китай – место с кучей правил, и в данном случае официальные правила были ясны.
«Но где тут лазейка?» – задумалась я. Китайцы имели дело с таким количеством писаных и неписаных правил – государственных, общественных, культурных, – что зачастую, чтобы как-то функционировать в этой системе, приходилось вертеться и даже нарушать закон. Правила, взятые по отдельности или купно, были попросту слишком жесткими, чтобы следовать закону до последней его буквы. Древняя китайская поговорка –制度是死的, 人是活的 – гласит: «Правила мертвы, а люди живы». Одна знакомая, работавшая на некоммерческую структуру, говорила мне, что «правила либо слишком жесткие, либо слишком дурацкие и потому в конечном счете они просто для красоты».