Исповедь (Алмазная) - страница 21

А все осталось тем же – и крытые темными панелями стены, и узкие окна, света которых не хватало даже в самый солнечный день, и длинные, серые парты, ступеньками уходящие вверх, и откидные стулья, половина из которых была сломана.

Впрочем, всей аудитории нам и не требовалось – на лекции стандартно приходила четверть всего потока, то есть человек пятьдесят, сейчас и того меньше – от силы тридцатка соберется. А чего уж там – посещаемость необязательна, то, что бубнит профессор до конца понимает хорошо если пара людей из всей аудитории, а остальные и понимать не собираются. Им диплом нужен, бумажка о законченном высшем, ни на что большее они, собственно, и не претендуют. А уж тем более не согласны тратить на все это драгоценное время. Уж я-то знаю.

Я прошел по крытым серым ковром ступенькам, и спотыкнувшись, тихонько выругался. Вот еще носом мне не хватало в этот коврик. А подняв глаза…

Сначала я заметил только карий взгляд. Умный, внимательный, слегка насмешливый, стрелой впившийся мне в сердце. Я вмиг понял очень многое. И что, мать твою, я влюбился! И что любовь та, сука, будет болезненной и мучительной, и что этот насмешливый, симпатичный парнишка наверняка натурал гребаный, а я обломаю, круто обломаю об него зубы… но разум говорил, а сердце действовало. Сонливость как рукой сняло, ноги сами понесли чуть выше, а задница хлопнулась на неудобный, покореженный стул как раз за спиной странного студента.

Пишет. Всю лекцию строчит за профессором, отличник небось. Впрочем, такой умный взгляд у дурака быть и не может. Волосы цвета спелой пшеницы, чуть вьющиеся, тонкие, падающие на шею мягкими прядями… эх, впиться бы в эту шею поцелуем, обнять бы его за талию, скользнуть ладонями по животу… ниже. Бог мой, о чем я думаю-то? Никогда в жизни об этом так явно не думал, никогда так сильно кого-то не желал…

Сглотнув, я принялся списывать с доски новую формулу, но взгляд все равно возвращался к парнишке, к его рубашке, которую так хотелось стянуть с плеч, обнажая незагорелую, наверняка красивую и гибкую спину. Дикий кот, вот он на кого был похож – и взгляд хитроватый, и прирожденная гибкость, и, наверняка, то же стремление к свободе. Опять не о том думаю, к чертям собачим! И задница начинает болеть не по-детски, стул-то я выбрал на диво неудобный. А пересесть никак, больно приковывает взгляд изгиб кошачьей шеи и кажется, протяни руку и дотронешься. А нельзя… подумают не так.

Не знаю, каким усилием воли мне удалось сосредоточиться на словах профессора. Не знаю, почему после лекции я забыл о любви к одиночеству и принялся яро знакомиться с однокурсниками. Не знаю, как оказался всеобщим любимцем. Впрочем, знаю. Парням хватило весело проведенного вечера, поставленного всем пива, приглашенной стриптизерши, девчонкам – пары стихов собственного сочинения, интимно нашептанных на ушко… и лишь к моему дикому коту я даже не совался, боялся, что не сдержу страстных взглядов.