Пан Михал встал над Маргаретой и поднял руки у нее над головой, шевеля ними, он начал управлять головой девушки, словно бы та принадлежала марионетке, приводимой в движение невидимыми нитями. Он ускорял и замедлял ее движения, что могло показаться, что та начала плыть посреди линии атаки и обороны, наблюдала за разыгрывающимся сражением под разными углами, пока, внезапно, Маргося не начала кричать, издавая из себя множественные мужские голоса: "Виктория! Виктория!", после чего, залитая потом опала лицом на черное сукно.
Только Пекарский не дал девушке отдыха.
- Когда это случится? – спросил он.
Девушка молчала, не поднимая головы. Тогда наш хозяин вынул из кармана нарисованные на костяных плитках цифры, какие иногда дают детям для забавы.
- Когда? – повторил он.
Дрожащие пальцы нащупали четверку и семерку.
- Четвертого июля? – удостоверился пан Михал.
Девушка подтвердила вздохом.
- А в каком году? В каком году?
Маргарета прошептала что-то, едва слышно.
- В этом.
- Отметьте себе, сударь, - сказал Пекарский, обращаясь уже ко мне, что 4 Julius Anno Domini 1610 года польская армия под командованием пана гетмана Жолкевского сотрет в прах московские силы.
"Уж чего, чего, а наглости ему не занимать", - подумал я. Тогда я был более чем уверен, что вся сцена представляет собой лишь хитрую мистификацию, приготовленную исключительно для меня искусным престидижитатором совместно с талантливой чревовещательницей.
Все предсказатели, ясновидящие и пророки, о которых довелось мне читать или слышать – начиная от святого Иоанна с Патмоса, и заканчивая знаменитым Нострадамусом – рисовали картины будущего таинственно, многозначно, а тут мне показывали завтрашний день четко, словно нарисованный на картине. Но я притворился, будто бы принимаю представление за добрую монету. Я помог занести усыпленную девушку в ее спальню, после чего мы спустились вниз. По дороге, на уровне земли я еще заметил темный проход, сходящий в глубину. Скорее всего, ход выводил за пределы двора, и как раз благодаря нему хозяин мог общаться с миром, когда домашние ничего не знали.
- Вы мне не верите?
Пекарский поглядел мне прямо в глаза, после того, как уже закрыл висячий замок, скрывающий его тайну.
Я уже слишком устал, чтобы придумывать увертки.
- Честно говоря, нет! – был мой ответ.
- Похвальная откровенность. Тогда завтра поедем в Сандомир. Там уже должны ожидать письма из королевского лагеря, сообщающие мне о том, что 24 февраля под Смоленском посольство московских противников Василия Шуйского предложило королевичу Владиславу корону царя московского и всея Руси. А Зигмунт III от имени сына решил ее принять.