Тем времнем, Владислав вновь устроил всем им неождиданность.
Появившись с самого утра, вместо того, чтобы поспешить в расположение Сейма и Сената, он целых пять часов объезжает верхом поле, здороваясь чуть ли не с каждым последним шляхтичем, а благодаря шпаргалке, приготовленной для него дюжиной секретарей, он мог изумлять людей, перечисляя их заслуги, вспоминая родителей, которых, в силу юного возраста, знать просто не мог. Но никто не обращал на это внимания – зато было множество эмоциональных слез и доказательств влюбленности.
Нет смысла говорить, что это же возбудило ярость многих сенаторов и нетерпение ожидавших депутатов.
Наконец-то он появился в палате и полчаса слушал затянувшееся латинское славословие маршалка, но когда тот начал говорить о королевских обязанностях и привилегиях, записываемых в течение веков, резко перебил:
- Я не стану подписывать каких-либо генрицианских статей, либо pacta conventa[35], - заявил он по-польски. – Либо вы изберете меня королем, таким, каким я есть, и дадите мне возможность эффективно управлять, либо ищите себе кого-нибудь другого.
Кто-то хотел крикнуть, на умолк, пораженный воцарившейся тишиной, а Владислав продолжил:
- Многое должно измениться в Речи Посполитой, если мы желаем, чтобы она была впереди всех народов мира. Прежде всего, она обязана иметь сильную власть, большую армию, собираемые налоги и соблюдаемые законы. И не могут иметь места бесправие и анархия, которые являются дорогой к разрухе. Поэтому еще на этом Сейме я предложу проект новой конституции, без которой я своего правления не начну.
Наставшую тишину прорезал мощный голос откуда-то сзади:
- А наши вольности?
- Они будут гарантированы, только вначале мы должны решить, что должно идти перед чем: воля народа или привилегии и беззаконие?
Выступление было недолгим, но в нем нашелся каталог реформ, над которым мы с монархом работали уже год:
- введение принципа принятия решений на сеймах большинством голосов;
- отзыв с постов в соответствии с волей короля или по заключению сейма;
- конфискация имущества изменников и изгнанников;
- незамедлительное исполнение судебных приговоров, отсутствие чего было чумой для Речи Посполитой;
- реформа и распространение налогов на всех;
- облегчение поднятия в шляхетское сословие выдающимся личностям, в особенности, солдатам, прославившимся на поле боя;
- удвоение числа кварцяного войска[36].
Эти предложения выслушивались в тишине, я видел понимание в отдельных глазах и гнев в остальных. А ропот сзади усиливался… Я подумал о лисовчиках и двух московских хоругвях, что прибыли на парад и теперь стояли на Мокотове, готовые идти на спасение… Правда, все эти предосторожности оказались излишними. Откуда-то раздался голос, резкий, словно звон стекла: