— Но и я не лыком шит: повалил его, наконец, и задушил вот этими вот руками, — и он положил на стол свои огромные ручищи, а затем, оскалившись, тронул висевшие на шее зубы.
— Вот, сделал из клыков амулет.
— Да — а, — насмешливо прищурился другой варвар, — а, может, ты их у торговки какой купил? Столько зубов ни у одного барса нет. Тут их штуки на три потянет.
— Я!?! — взревел рассказчик. — Да за эти слова я тебя задушу как того барса!!! — и полез на обидчика, разбросав огромные кружки с пивом.
Однако остальные быстро их разняли, и через минуту те уже помирились и, едва не задушив друг друга в объятиях, выпивали эль, что принёс служка.
Этот эпизод развеял мрачные мысли Айслина, и он опять принялся за ягнёнка, придя в более или менее весёлое состояние духа.
Не успел он закончить трапезу, как ему пришлось стать участником еще одного развлечения. Надо сказать, что уже к его прибытию в эту таверну, часть из посетителей была изрядно навеселе. Поэтому в таверне царил ужасный шум, который прекратился лишь тогда, когда за одним из столов вдруг затянули песню наемников, грустную и тоскливую, которую он слышал лишь раз. А потому он весь обратился в слух, решив, что неплохо было бы собрать воедино весь этот воинский фольклор и свести когда-нибудь в единую книгу.
Грубый голос наемника, заросшего черным волосом до самых глаз, неожиданно благозвучно выводил грустные слова песни
Пылится дорога, деревня горит
Сжигает пустыня, мороз леденит
Мечу и копью желал песню я спеть,
О доме напомни, брат,
Когда я буду хрипеть,
Хрипеть, умирая от раны в груди,
От стрел, от копья, от тягот пути,
О доме, о доме, о доме родном,
О доме родимом мне спойте друзья
И лишь потом закопайте меня.
После того как смолкли последние слова, многократно повторенные всеми присутствующими, раздался громовой грохот разом сдвинутых кружек.
И тут же за другим столом новый певец запел шуточную песню.
Начав высоким голосом, несколько вкрадчиво и явно приглашая присутствующих поучаствовать в припеве, он запел, в такт словам, ударяя ладонью по столу.
Провожал красавицу
До ее дверей
Целоваться не хотел
Ты уж мне поверь
Хор пьяных голосов тут же подхватил в ответ:
Верим, верим.
Как не верить,
Ты же не такой,
Как монах — изгнанник свят,
Как купец худой.
Певец продолжал:
Не хотел я и касаться
До ее грудей,
Я тянул за ручку дверь,
Ты уж мне поверь.
Хор отвечал:
Верим, верим,
Как не верить,
Ты ведь не хотел,
Ты тянул за что-то там,
Думая, что дверь.
Айслин улыбнулся и продолжил поглощение пищи, размышляя о том, что вряд ли стоило ожидать в подобном месте и от подобной публики каких-то особенных стихотворных перлов. Но, в общем услышанное настроило его на более жизнерадостный лад и отвлекло от мрачных мыслей владевших им с момента изгнания из Лабиринта.