Они пошли в обход Города, вдоль Сэреба и всю дорогу Торкелу пришлось тащить на себе Павера, которого Фавнер не пожелал замечать.
Стиснув зубы, Торкел шел из последних сил, изнемогая от усталости. К тому же, очнувшийся Павер, так и не сумевший научиться нормальному языку бормотал что-то на ужасной смеси кофальского и общеимперского и Торкел выслушивал, как — «лялюгра хотеть их съесть, а Ульрит умирать очень форосто».
Ульритом он называл Огрита и Торкел не хотел думать, что этот веселый балагур послужил кому-то пищей.
— Помолчал бы, — сказал он, задыхаясь от напряжения, и Павер согласно умолк.
Курсанты выглядели ужасно — кровоточащие раны, переломы, но удивительное дело — едва поднявшееся солнце пригрело их своими лучами, они оживились, ночные страхи и пережитый ужас словно растворились в солнечных лучах и, шедший посередине строя весельчак Тарус, затянул какую-то песню. Все подтянули ее и даже Фавнер, мерно покачивающийся в седле, шевелил губами, явно повторяя слова.
Торкел шел молча — ему не хватало воздуха, Павер был крупноват, и силы его уже были на пределе, но он все время ощущал на себе взгляд Наставника и ни за что не сознался бы в своей слабости.
На подходе к Цитадели Фавнер оставил их в карантинном лагере и поехал доложиться. Прибежавший давно заждавшийся Лекарь опрыскал их какой-то жидкостью и занялся ранами. Смотреть на него после ужасов Города было одно удовольствие, и Тарус даже обнял его на радостях.
Павера сняли со спины Торкела, и тут обнаружилось, что он не дышит. Его положили на расстеленный плащ и закрыли лицо тряпкой. Скорее всего, он умер в тот миг, когда Торкел попросил его замолчать.
Затем вернулся Фавнер, следуя за Вождем, и знаком подозвал к себе Торкела. Тот ожидал, что его ожидает разнос за Павера, но Вождь протянул руку к крестовику, висящему на ремне на плече Торкела. Приняв арбалет, он окинул Торкела с ног до головы ничего не выражающим взглядом и, развернувшись, вернулся в Цитадель. Лекарь догнал его, вручил Фавнеру бутыль с дезинфицирующей жидкостью и поспешил к курсантам.
Как оказалось, остальным группам повезло намного больше, чем Наину и Торкелу. Основной удар Города приняли на себе первые пары, утолив его голод, и следующие позднее вообще никого не встретили, и теперь с недоверием слушали живописания Наина о том, что с ними случилось.
Внимательно их выслушали только Вайст и Фавнер. Они понятливо кивнули, когда Наин рассказал о движущихся стенах — ухмыльнулись, услышав о крысе — помрачнели, когда Торкел пытался описать чудище на лестнице, недоверчиво выслушали о пересмешнике, а когда Торкел сказал о башне, где найден был крестовик, переглянулись и, не говоря ни слова, пошли к казармам.