Жительница Берлина Хедвиг Поршютц прятала у себя в квартире еврейских женщин. На свои небольшие доходы от занятия проституцией она тайком покупала продукты на черном рынке для своих евреек. Ее выследила полиция и отправила в концлагерь. К счастью госпожа Поршютц осталась жива. Ее имя увековечено на стене берлинского мемориала.
Жительница Украины Бронислава Грушко рассказывала:
«До войны моя семья жила в Украине, Житомирской области, в еврейском местечке под городом Новоград-Волынск. Это было очень красивое местечко. Все оно утопало в зелени. Возле каждого жилого дома был огород, росли фруктовые деревья, посажены цветы.
Когда началась война, я была студенткой Житомирского педагогического института, готовилась стать учительницей немецкого языка. Большинство евреев нашего местечка эвакуировалось. По разным причинам осталось около 200 семей.
Пожилое поколение помнило приход немцев в Украину в Первую мировую войну и их хорошее отношение к населению, в том числе и к евреям. Поэтому часть евреев местечка не захотела эвакуироваться. Некоторые семьи разделились — часть семьи эвакуировалась, а часть осталась сторожить дом и нажитое тяжелым трудом имущество.
На десятый день войны в наше местечко вошел немецкий полк. Командир полка приказал собрать всех евреев на центральной площади. Он через меня, как знающую немецкий язык, попросил расквартировать солдат, обеспечить им питание.
Для евреев местечка прошло два относительно спокойных месяца. Командир немецкого полка опять собрал евреев и объявил им, что его полк через три дня должен покинуть это местечко, а сюда войдет батальон СС и все евреи будут расстреляны. Он посоветовал евреям уйти в лес к партизанам. Ночью более 150 еврейских семей на подводах уехали в лес к партизанам. На следующий день в местечко вошли эсэсовцы и расстреляли всех оставшихся евреев. Те евреи, которые ушли к партизанам, среди них и моя семья, остались живы и дождались конца войны.
Командир немецкого полка часто беседовал со мной. Звали его Курт Мюллер. Он рассказывал, что его отец был профессором философии университета, за давностью времени не помню какого. Отец Курта умер перед войной. Мюллер часто повторял слова, и я их запомнила: «Если бы отец был жив и увидел зверства фашистов по отношению к евреям, то он умер бы снова».
После окончания войны я искала среди военнопленных офицера с фамилией Мюллер, хотела ему чем-то помочь. Но военнопленных с такой фамилией оказалось очень много, и я не смогла разыскать моего Курта Мюллера. Остался ли жив Курт Мюллер, как сложилась его судьба — об этом мне ничего неизвестно».