Костромин круто повернулся, прошел и сел за стол, вытянул руки перед собой, неожиданно усмехнулся:
— Правильно я говорю, Володя?
— Конечно, Леонид Гордеевич, — отозвался Володя.
— А что скажет бригадир? — Костромин взглянул на Антона испытующе и решительно.
Антон в затруднении шмыгнул носом, покосился на товарищей и промолвил кратко:
— Посмотрим. — И скомандовал своим: — Пошли мыться!
Но Гришоне не терпелось высказаться, он вполголоса спросил Антона:
— Чего ты молчишь? Заверь его: сделаем, мол… — Повернулся и громко оповестил: — Не тужите, товарищ начальник, мы удержимся на этой высоте.
Сарафанов грубовато подтолкнул его к двери:
— Иди, оратор, на ноги наступлю.
Через два дня бригада Карнилина выдала тысячу семьдесят поковок, затем тысячу сто.
В заводской газете напечатали снимок бригады: Антон выглядел растерянным; из-за плеча его высовывалась бойкая и пронырливая мордочка Гришони Курёнкова; закинув клещи на плечо, Сарафанов возвышался над всеми надменный и свирепый; Настя крепко вцепилась в его рукав и казалась испуганной.
В перерыв Гришоня, разворачивая газету, потешался, смешил Настю:
— Гляди, у Сарафанова вид, как у Соловья-разбойника: сейчас свистнет и пойдет махать своей дубиной…
Илья бухал, как в бочку:
— Зато сразу видно, что кузнец, а не фитюлька какая-нибудь, вроде тебя.
— А бригадир красную девицу изображает, скромничает… Оч-чень интересно! — не унимался Гришоня.
Таня Оленина, проходя мимо, через плечо Гришони заглянула в газету на фотографию.
— Смешные какие… — сказала она, и Антон встретился с ее глазами, большими и темными; в них было что-то загадочное, влекущее…
4
Последнее время Антон все чаще и чаще встречал Таню Оленину — в цехе, во Дворце культуры, на катке, в комсомольском бюро. Она непрошенно вторгалась в его воображение, заслоняя собой образ другой девушки. Немой и строгий взгляд ее глубоких темных глаз тревожил его. Он много раз слышал ее низкий и певучий голос, но разговаривать с ней наедине ему не приходилось.
Однажды в февральский вьюжный вечер Антон с Безводовым сговорились идти в бассейн. Гришоня увязался за ними.
— Сиди дома, еще утонешь, — сказал Антон.
— Вытащите, небось, если ко дну пойду, — ответил Гришоня.
В купальном зале было тепло и влажно, пахло паром, отовсюду слышались всплески воды, голоса гулко и трескуче отдавались в пустых углах. Свет электрических ламп пронизывал воду до самого дна, разлинованного широкими полосами. На поверхности покачивались головы купающихся.
Оставшись в плавках, Антон подошел к краю бассейна. Рядом с ним топтался Гришоня в длинных, до колен, трусиках, похожих на юбочку. Володя побежал на вышку.