– Ну-ка, Михалыч, друж-ней! Друуж-ней! – Мокин уперся ногами в землю, закряхтел. Раздался треск – стойка Мокина переломилась, и каланча, едва не задев председателя, медленно рухнула, развалилась на гнилые брёвна.
– Ну вот и проверили на прочность, – тяжело дыша, проговорил Мокин. Кедрин вытер о полу выпачканные трухой руки, прищурился на громоздящиеся брёвна.
Председатель стоял, опустив мокрую голову. С мешковатого ватника капала грязь и вода.
Кедрин сунул руки в карманы:
– Ну что, брат, стыдно?
Тищенко ещё ниже опустил голову, всхлипнул.
– Даааа. Дожил ты до стыда такого. Тебе какой год-то?
– Пятьдесят шестой, – простонал председатель.
– А ума – как у трёхлетнего! – Мокин, склонившись над макетом, что-то рассматривал.
– Точно, – сощурившись, Кедрин выпускал дым, – и кто ж тебя выбрал такого?
– Нннарод…
– Народ? – Секретарь засмеялся, подошёл к Мокину: – Ну как с таким говорить?
– Да никак не говори, Михалыч. Оставь ты этого мудака. Лучше мне помоги.
– А что такое?
– Да вот недолга. – Сдвинув кепку на затылок, Мокин скрёб плоский лоб. – Не пойму я одного. У нас каланча со щитом упали, а тут они – стоят себе целёхоньки. Что ж делать?
Кедрин присел на корточки, наморщил брови.
От крохотной каланчи на крашеные опилки падала треугольная ребристая тень. Рядом стоял красный щит. На нём можно было разглядеть микроскопический огнетушитель, багор, топор и даже черенок лопаты.
Кедрин долго сидел над планом, задумчиво попыхивая папиросой, потом порывисто встал и по-чапаевски махнул рукой:
– А ну-ка вали их, Петь, к чёртовой матери! Молиться на них, что ли?
– Точно! – Мокин нагнулся и щелчком снёс сначала каланчу, потом щит. Красный огнетушитель запрыгал по макету, скатился на полированную поверхность реки.
– А вот тут мы тебя и к ногтю, падлу! – ощерился Мокин и ловко раздавил его выпуклым прокуренным ногтем.
Кедрин бросил окурок, сплюнул и посмотрел через поле.
Правление горело. Клочья жёлтого пламени рвались из окошка и двери. Вокруг домика стояли редкие зеваки.
– Ну вот, годится, – Мокин подхватил под мышку ящик, – теперь можно и дальше. Пошли, Михалыч?
– Идём, Петь, идём. – Кедрин хлопнул его по плечу и мотнул головой понуро стоящему Тищенко:
– Иди вперед, пожарник…
Председатель послушно поплёлся, с трудом перетаскивая обросшие грязью сапоги.
Возле мехмастерской они столкнулись с босоногой бабой и двумя небритыми, пропахшими соляркой мужиками.
Баба загородила Тищенко дорогу:
– Петрович! Чтой-то там горит-то?
– Правление, – сонно протянул председатель.
– Да неуж?
Тищенко молча отстранил её и зашагал дальше. Но баба засеменила следом, поймала его грязный рукав: