– А поспорить с ним уже нельзя – умер он, вчера похоронили.
– Понятно. Извини… Ну что, пошли, что ли? – решительно встала со скамеечки Нина.
– Куда?
– Зарплату требовать, куда! Вставай! Я тебя провожу, пожалуй, до Дарьиного кабинета, а то опять мимо пройдешь!
Ксюша безвольно поднялась на ноги, умоляюще посмотрела на Нину:
– А может, потом, Нин? Давай в другой раз, а?
– Пошли, пошли! Топай давай! – подтолкнула она ее в спину. – Никаких потом! Только сегодня и только сейчас!
Решительно подхватив под руку, Нина дотащила ее до кабинета директрисы и чуть ли не силой впихнула в его страшное чрево, быстро захлопнув дверь, на которую Ксюша тут же навалилась спиной и даже уперлась в блестящую лаковую поверхность растопыренными ладонями, словно боясь соскользнуть вниз на подгибающихся от страха коленках.
– Тебе чего, Белкина? – удивленно уставилась на нее Дарья Львовна. – Случилось чего?
– Нет…
– А чего пришла?
– А… Это…
Ксюша с трудом проглотила противный вязкий комочек, застрявший в горле, набрала в грудь побольше воздуха и тут же проглотила следующий такой же молниеносно образовавшийся комочек, снова набрала воздуха и снова проглотила…
– Ты, наверное, за отпуск пришла меня поблагодарить? Да? Целую неделю ведь отгуляла! Все, все вы моей добротой пользуетесь! А благодарности ни от кого не дождешься… А тебе ведь, между прочим, даже и отпускные насчитали, как порядочной… Ну ладно, Белкина, иди работай, некогда мне…
Ксюша кивнула механически, проглатывая очередной комочек, нащупала за спиной дверную ручку, потянула вниз и быстро вышагнула спиной в коридор. Наткнувшись на поджидавшую ее Нину, быстро замотала головой и замахала руками – не спрашивай, мол…Что-то вдруг пискнуло в ее горле, и тут же неожиданным потоком хлынули из глаз слезы – хорошие такие, горячие, отчаянные, соленые… Настоящие, одним словом, а не такие, как у Ксюши Белкиной, – те слезы текли как ручеек среди высокой травы – холодный и чужому глазу практически незаметный…
– Хорошо, хоть плачешь, а не прыгаешь, как коза от радости, что пинка под зад дали… – вздохнула тяжело, глядя на нее, Нина. – И то хлеб, и то слава богу…
Наплакавшись всласть в том же закутке новыми слезами, Ксюша медленно пошла на свое рабочее место – сегодня ее поставили, как обычно, на расфасовку рыбы. Пренеприятнейшее занятие, надо признаться! А что делать – никто ведь этим заниматься не хочет…
Ближе к вечеру, выйдя из туалета и быстро пробегая по коридору, она, свернув за угол, прямиком угодила в Серегины руки и, не успев опомниться, тут же оказалась в дальнем помещении подсобки – маленькой грязной комнатушке, где у них происходило «это», которому и названия придумать нельзя было, но которое так нравилось Сереге… А она что – она всегда раньше терпела, подумаешь…