Падре Жозе Педро стоит, прислонившись к стене. Замирают последние звуки музыки – оркестр уходит. Глаза его широко открыты.
«…Да, Господь иногда говорит и с самыми невежественными из чад своих. С самыми неучеными… Пусть я – невежда. Выслушай меня, Господи! Ведь это дети, несчастные дети! Что могут они знать о добре и зле, если никто никогда не объяснял им, что это такое? Матери никогда не гладили их по голове, отцы никогда не говорили с ними. Господи, они ведь и вправду не ведают, что творят. Вот почему я – с ними, вот почему я поступал так, как хотели они…»
Падре воздевает руки к небу.
«Неужели если ты попытался хоть немножко скрасить жизнь этим обездоленным, значит стал коммунистом? Спасать их погибающие души, выправлять их искалеченные судьбы – значит быть коммунистом? Раньше из них вырастали только жулики, карманники, в лучшем случае – портовая шпана или сутенеры. Я хочу, чтобы они познали вкус честно заработанного хлеба, чтобы стали порядочными людьми… А из колонии они выходят еще хуже, чем были. Господи, пойми меня: зверством и порками с ними не сладишь. Только терпением, только добром… Ведь и Христос заповедал нам это. Почему же я – коммунист? Господь явит откровение и невежде, тут не в учености дело… Что же – бросить «генералов» на произвол судьбы? Прихода теперь не видать… Мать заплачет, когда узнает… А сестра не сможет окончить свой институт… Она тоже хочет учить детей, только других, тех, у кого есть и отец с матерью, и книги… А эти мальчишки бродят по улицам, ночуют под открытым небом, или под мостами, или в холодном пакгаузе с прохудившейся крышей… Нет, я не брошу их, не оставлю одних. За кого же Господь – за меня или за каноника? Вдова Сантос… Нет, я прав, я, а не они! Да, я глуп и невежествен и могу не расслышать Божий глас, но Бог обращается иногда и к таким, как я. (Падре Жозе заходит в какую-то церковь.) Я останусь с ними! (Он выходит и снова медленно бредет вдоль стены.) Я не сверну с пути. Ну а если путь мой ведет не туда, Господь меня простит. «Доброе намерение не оправдывает дурных поступков…» Но ведь Бог всеблаг и милосерден. Я буду продолжать начатое! Быть может, не все из них станут ворами – как счастлив тогда будет Христос… Вот Он улыбается мне! Какой свет исходит от Него! Он улыбается мне! Благодарю Тебя, Господи!..»
Падре становится на колени посреди улицы, не опуская воздетых к небу рук. Люди поглядывают на него с недоуменными улыбками, и он, устыдившись, встает и прыгает на подножку трамвая.
– Вот как напился, бесстыдник, а еще падре, – замечает кто-то.