Во второй половине дня начал моросить пронизывающе холодный дождь, поэтому мужчины были в водонепроницаемых куртках, а многие женщины надели поверх шуб пластиковые плащи.
На отпевании Гай сидел один. Он вернулся с вызова на побережье, сел сзади, даже не расстегнув пальто, иначе бы увидели, что он не успел сменить свой серый костюм на что-то более подходящее.
В церкви было полно народа, все ждали доктора Треливена. Гай обвел взглядом присутствующих с чувством неожиданной горечи. Скольким из этих людей и впрямь не безразличен уход Лэрри? Кто из них пришел бы сюда в этот несчастный день, если бы Лэрри не привезли домой издалека или если бы он умер от какой-нибудь обычной болезни, да еще в пожилом возрасте? В больнице это первый случай болезни Ходжкина. Это заболевание более редкое и более драматичное, чем рак или инфаркт. Весь город сопереживал Лэрри, и теперь, когда он умер, все оказались как бы причастными к этой смерти. Точно так же толпы людей присутствовали на похоронах маленькой девочки, изнасилованной и задушенной сумасшедшим. Кроме нескольких человек, действительно знавших ребенка, остальные были профессиональными плакальщиками — людьми, которые жаждали трагедии (чем ужаснее — тем лучше) и потом скорбели, может, даже и искренне, не столько по усопшей, сколько по ее жуткой кончине.
Нет, пожалуй, он не прав. Несмотря на то, что Лэрри долго жил в родном городе, все же многие помнили его, и, возможно, большинство из присутствующих искренне оплакивало уход любого прихожанина — независимо от того, насколько хорошо они знали его при жизни, как часто он посещал богослужения и активно ли участвовал в церковных делах.
Эта мысль несколько успокоила Гая. Он спросил себя, сможет ли он когда-нибудь стать прихожанином этой церкви, потом подумал, что содеянное им, невзирая на причины, считается таким же тяжким грехом в этой вере, как и в той, которую он когда-то считал своей. Свои грехи никому не передашь, не станешь ведь торговать ими вразнос. Может быть, если бы он исповедался, то был бы прощен, но он не понимал, как можно каяться в поступке, который в глубине души вовсе не считаешь греховным. В глазах церкви это был грех, в глазах правосудия — преступление. А сердце Гая Монфорда даже теперь, когда он был трезв и ясно мыслил, говорило ему, что это был милосердный акт, хотя преступил он и церковный, и гражданский законы.
Доктор Треливен появился среди настоящей выставки цветов, опустошившей магазин Хилла, которому пришлось спешно заключить ряд убыточных сделок с цветочными магазинами Харпсуэлла и Гианниса. Священник возвышался торжественно и глубокомысленно над толпой прихожан. Дождавшись полной тишины, он начал короткую службу.