Когда-нибудь настанет для нас час расплаты. Сейчас ты уже расплачиваешься, да и я страдаю, любя тебя, но не имея возможности выражать свою любовь. Ты понимаешь? Я люблю тебя, но не могу отдать тебе свою любовь. Мы оба расплачиваемся и будем расплачиваться, пока Господь не простит нас, однако закон пишется не Богом, и сражаться с ним можно только вооружившись его же методами, так что нравственность здесь ни при чем.
Милый Гай, ты не можешь сражаться с законом, говоря правду, а я могу, и завтра я это сделаю, потому что хочу, чтобы ты был свободен. Наберись терпения, Гай. Помнишь, ты сказал мне: «Когда-нибудь ты полюбишь меня сама». И я ответила: «Да, наверное», — это означало, что когда-нибудь я смогу любить тебя свободно, открыто, без страха, которым скованы сейчас наши сердца.
Мы не должны оправдывать свой грех, прикрываясь удобными для нас рассуждениями о морали. Мы совершили зло, Гай. И оправдан ли был твой способ защиты этого зла — защиты Лэрри, меня, Сэма, да и себя самого тоже, — решать не тебе и даже не людям — Богу.
Но закон — есть закон. По закону мы виновны, и ты никогда не сможешь оправдать себя перед судом, меня же ни в чем не обвиняют, хотя мое место — рядом с тобой, на скамье подсудимых. Поэтому будет справедливо, если я возьму на себя часть твоих страданий и попытаюсь вернуть тебе свободу.
Завтра, по совету мистера Мосли, я дам показания как свидетель защиты, потому что я хочу, чтобы ты вернулся к своей работе и получил возможность снова стать свободным человеком. Я хочу, чтобы наш ребенок родился, и когда-нибудь я позову тебя и буду любить тебя, как ты любил меня. Я мечтаю, чтобы настало это наше «когда-нибудь». Я с благодарностью приму его таким, каким оно будет, — на все воля Господня. Только оно вообще не настанет, если я спрячу свою вину, если у меня не хватит духу признать принародно хотя бы часть ее.
Я говорю тебе все это потому, что мы больше не увидимся. Я сделаю все, чтобы помочь тебе, а потом, после суда, я уеду из Ист-Нортона, и причиной тому — не стыд, а нежелание продолжать мучить тебя. Да и мне понадобится какое-то время, чтобы подумать над проблемами, которые потребуют решения уже совсем скоро. Возможно, когда-нибудь мы будем решать их вместе. Будь же ко мне снисходителен и постарайся меня понять, мой дорогой, мой замечательный Гай».
Она подписалась просто: «Мар».
Гай сложил письмо. Зажег спичку. Голубой листок вспыхнул и быстро сгорел дотла, а пепел упал в банку из-под консервов, которая служила пепельницей.
Он долго неподвижно сидел на железной кровати. Наступил вечер, и в камере стало темно. Ветви огромного дерева казались такими же черными, как сама решетка. Густую темноту разгонял только свет в дальнем конце коридора.