Окна были покрыты инеем, а под ногами скрипели опилки. Крашенные под красное дерево кабинки были здорово обшарпаны, а столики сплошь исцарапаны инициалами многочисленных летних посетителей. Молодожены заказали виски с лимонным соком и, глядя друг другу в глаза, молча подняли бокалы.
Мар сделала маленький глоток и, осторожно поставив виски на столик, спросила:
— Помнишь гостиницу «Линкольн»?
— Помню.
— Помнишь бар в Бостоне и китайский ресторан на маршруте 128?
— Да.
— Ты всегда говорил, что любишь меня. Иногда вслух, иногда лишь глазами. Иногда ты был просто рядом и ничего не говорил. Но я всегда знала.
— Я и теперь… — начал он, но она поспешно зажала ему рот своей рукой.
— Молчи… Теперь моя очередь. Теперь я говорю, что люблю тебя. И тому доказательство — мои слова и мои глаза. А сегодня я признаюсь тебе в любви другим языком. Я люблю тебя, Гай Монфорд.
Долго они сидели не двигаясь, не произнося ни слова, глядя друг на друга и друг в друга. Гай подумал о докторе Стафиносе и о том, что у них еще масса времени. Он слышал, как смеялись чему-то мужчины у стойки бара, как глухо шаркали по опилкам ноги посетителей, как шипел на сковородках жир, — все слышал очень ясно и думал о том, что он любит эту женщину, свою жену, и сказал очень медленно, словно вслушиваясь в каждое произнесенное им слово: «Сегодня было наше рождение. Мне от роду меньше четырех часов, и впереди у нас целая жизнь».
Мар не ответила. Она улыбнулась одними глазами, и он опять подумал, какая она сейчас молодая и пылкая, как не похожа на холодноватую Мар из недавнего прошлого.
Она спросила:
— О чем ты думаешь?
— О далеком будущем.
— Когда нас будет трое.
— О Мар… О боже, Мар! — Нет, это он отложит на завтра.
Потом они ели голубую рыбу с гарниром из обжаренного картофеля. Бармен извлек откуда-то пыльную бутылку отличного белого вина, и они распили ее за обедом. После кофе вышли в холодную темноту, сели в джип, медленно объехали остров по побережью, где, как всегда в марте, грохотали и пенились буруны, потом поехали в глубь острова, где иногда пробегал далеко впереди машины заяц, а на темном безоблачном небе четко вырисовывались искривленные силуэты дикого боярышника, в который, по поверью, вселяются безутешные души старых дев.
Когда они добрались до коттеджа, Мар приготовила ему выпивку в высоком бокале, затем удалилась в спальню и закрыла за собой дверь. Он сел на диван красного дерева и потрепал за уши Цезаря. Потом поднялся, выглянул в окно и увидел за гаванью маяк Бранта, снова сел на диван и прислушался к тихому шороху одежды в комнате наверху. Наконец Мар появилась на пороге спальни в прозрачном белом пеньюаре. Она смущенно засмеялась и села в дальний угол комнаты. Он подумал, что она, и правда, похожа на молодую невесту.