Джон Треливен ждал его в гостиной. На нем поверх белой пижамы был накинут пестрый халат. Джон сказал:
— Редко мы встречались, а теперь, надо полагать, и вовсе не увидимся.
— Увидимся.
— Ну, если только здесь. Как-нибудь летом.
— Да.
— Но не в Ист-Нортоне.
— Да.
— Никто не узнает. Поменяй фамилию на Слоан. И все дела.
— Да.
— Ну, тогда… — Он замолчал, потом произнес: — Жаль, если не удастся спасти ребенка, хотя, насколько я понял, шанс есть.
— Теоретически — да, практически — никакого.
— Маргрет знает?
— Да.
— Она бы предпочла подвергнуть риску свою жизнь?
— Да, но я ей этого не позволю.
— Ты мог бы утаить от нее правду.
— Я никогда не лгал ей — не собираюсь этого делать и впредь.
Фрэнсис принесла кофе. Она очень изменилась за прошедшие недели, стала больше похожа на женщину, чем на жену. Вот так же, буквально у него на глазах, расцветали в первый месяц замужества многие девушки. Неожиданно избавившись от переживаний и разочарований, они прибавляли в весе и менялись так, что их трудно было узнать. Но ведь Фрэнсис замужем, и уже давно. И все же что-то определенно изменилось в их отношениях с Джоном — что-то произошло, что-то хорошее, думал Гай, наблюдая за тем, как Фрэнсис разливает кофе и ласково проводит рукой по затылку мужа.
Ну, дай им Бог. Он будет скучать по ним и никогда на забудет их доброту.
Было десять минут восьмого. Он допил кофе, поднялся и сказал:
— До свидания и спасибо вам обоим. Спасибо, спасибо.
— Может, я чем-то смогу помочь? — спросил Джон.
— Если только помолиться о свершении чуда.
— Я буду молиться, — сказал Джон. — Но не теряю надежды, что когда-нибудь ты и сам обратишься к Господу.
— Может быть, — вздохнул Гай и вышел навстречу восходящему солнцу.
День был ясный, по небу летели легкие облака, с запада дул сильный порывистый ветер. Гай решил плыть сначала на северо-запад, потом пройти немного в юго-западном направлении и снова, теперь уже окончательно, взять курс на северо-запад, к бухте Лесная. Он поправил таль на топе мачты, поднял паруса, мягко обогнул мыс Коутью, взял на несколько градусов к востоку, и, покрутив штурвал еще пару минут, убедился, наконец, что тяжеловато-грациозная «Джулия» идет точно намеченным курсом.
Цезарь лежал на добела выдраенном полу кубрика. Вдруг пес встал, поскреб лапами чистые доски, заскулил тихонько и снова улегся, вытянув перед собой лапы, уткнувшись носом в закрытый люк.
— Ты же уже ел, — удивился Гай. — Но если хочешь… — Он спустился вниз и принес мясные консервы, оставшиеся еще от его одинокого зимнего плавания. Но Цезарь отвернулся и снова заскулил, теперь уже явно пытаясь прорваться в крошечную уборную. Гай засмеялся. «Придется подождать», — сказал он и возвратился, думая о том, что Цезарь впервые, не видя поблизости подходящего дерева, связал «гальюн» со своими потребностями.