— Я стараюсь полюбить этот город. И «Джулию» тоже.
Она провела ладонью по одеялу и в наступившем неловком молчании резко поднялась, чтобы поставить свою тарелку в крохотную металлическую раковину. Как раз в этот момент встал и Гай, и они оказались зажатыми в узком проходе, каждый с тарелкой в одной руке и оловянным стаканчиком в другой. Они стояли совсем близко, и в первый раз за все это время он заглянул ей в глаза. И увидел там страдание и безысходность, а в самой глубине — женщину. Она была южанкой и любила тепло. И могла легко замерзнуть в Новой Англии.
Она посторонилась. Руки их соприкоснулись — тарелка у нее выскользнула и разбилась. Цезарь спрыгнул с кушетки. Маргрет стала собирать осколки. Гай наклонился, чтобы помочь, и, когда они потянулись за одним и тем же осколком фарфора, пальцы их встретились. Выпрямившись, они снова оказались очень близко друг к другу, и он почувствовал, как пахнут солеными брызгами ее волосы и снова увидел в глубине ее глаз затаенную ласку. Он подумал, что жена Лэрри — очень красивая женщина. Лэрри любил красоту, поэтому и женился на ней.
— Извини, — сказала она спокойно, — за тарелку.
Он вздрогнул и засмеялся нервно:
— Ну, что ты…
— «Джулия», наверно, не простит мне этого, — произнесла Маргрет.
— Мне кажется, она уже полюбила тебя, а Цезарь так совершенно точно. Что касается меня, то можно я буду называть тебя Мар вместо Маргрет?
Он резко повернулся, поднялся по лестнице и закурил. Поставив одну ногу на поручень, он смотрел на топь и слушал доносившееся снизу журчание воды в металлической раковине.
Солнце уже садилось, когда яхта пыхтя вышла из залива, подняла паруса и снова обогнула скалы мыса Кивера. Потом неожиданно показалась больница, и они оба подумали о невидимых глазах, которые наблюдали за ними из окна комнаты 2«Б».
— В следующий раз, — .сказал Гай, — мы лучше будем понимать друг друга. Правда?
— Сначала не мешало бы понять самих себя.
— Мне кажется, я…
— Мне тоже так кажется. Может, поэтому я и не сержусь на тебя. Ты считаешь, что невозможно оставаться другом Лэрри, а ведь друг ему нужен не меньше, чем доктор.
— А жена еще больше.
— Ну вот, мы опять ссоримся.
Облокотившись на камин, она сильно закинула голову. Волосы ее развевались, освещенная солнцем шея казалась розовой, а груди упруго натягивали клетчатую рубашку. Она запела: «Плывем домой мы снова…»
Цезарь стал подвывать, а Маргрет засмеялась и продолжала петь до тех пор, пока они не достигли мола. Выпрямившись, она увидела его восхищенные глаза, которые скользили по изгибу ее шеи, ее стройному телу. Пробормотав: «Холодно, правда? Становится холодно», — она пошла вниз за своим жакетом. Вернулась уже одетой. Жакет был с высоким воротом и застегнут на все пуговицы.