Бостон был серым и мокрым, на улицах — каша из талого снега. Медицинский съезд, проходивший в танцевальном зале гостиницы «Статлер», длился три дня, с четверга по субботу. Доклады были длинные и очень подробные. Говорили о длительном экспериментировании с новыми лекарствами, новыми хирургическими методами и новыми подходами к лечению старых болезней. Помещение было большое, а усилитель работал плохо. Гай сидел сзади и слышал очень мало из того, что говорилось. Ему было жарко, от сигаретного дыма слезились глаза, время тянулось бесконечно. Даже из специальных бесед за круглым столом он не почерпнул для себя ничего нового, так как обо всем этом уже читал в различных медицинских журналах или слышал от Сола Келси, который знал о болезнях не меньше любого присутствующего здесь. Почти все они были узкими специалистами. А Сол практиковал и специализировался во всем сразу. Он был доктором в полном смысле этого слова.
Когда Гай еще учился в Гарвардской медицинской школе, которая находилась всего в двух милях отсюда, за рекой Чарлз, он испытывал благоговение перед всеми докторами. Они отличались от других людей — были ближе к смерти и к жизни. Еще раньше, совсем маленьким, он чувствовал то же самое, когда слышал, как поздней ночью в своем стареньком дребезжащем додже возвращался с вызова отец, как он обычно разговаривал в гостиной с матерью, пока пил перед сном кофе. «У миссис Поттер — девочка», или «Сын Скоупсов так и останется хромым», или «Старик Стюарт долго не протянет, ему уже ничем не поможешь». Рождался ребенок, мальчик оставался хромым, старик умирал — все это находилось в ведении доктора Пола Монфорда. Гай тогда испытывал трепет, а в медицинской школе это чувство только усилилось. Но потом, во время войны, он растерял это благоговение перед своей профессией. Раненые кричали, стонали, умирали. В те дни он много узнал о смерти, как и любой другой солдат. И чем чаще он с ней встречался, тем меньше чтил медицину как таковую, но, как ни странно, тем большее уважение испытывал к врачам. А дело было в том, что он, наконец, осознал и принадлежность к грешному человеческому роду. Они имели дело с жизнью и смертью. И все же они были только людьми — обыкновенными людьми, хорошими или плохими, забавными или скучными, простыми или напыщенными, нашедшими или не нашедшими себя — просто людьми. И в конечном счете, хотя они и видели, как рождаются дети и умирают старики, они так же мало знали о тайне жизни, как и самые неискушенные из их пациентов.
На съезде, не представляющем для него особого практического интереса, Гай вновь почувствовал духовное родство со своими коллегами, при этом у него появились, не только новые сомнения, но и новая, удивительная уверенность в себе. Он отыскал доктора Пастена, говорившего очень профессионально о методах лечения: эти, мол, эффективны, а те — нет. Он без конца употреблял слово «приостановить». Иногда развитие болезни Ходжкина может быть «приостановлено» на год, два года. В иных случаях на период до шести лет. Если у пациента сильные боли и длительные комы, облегчить его страдания нельзя, однако медицина в состоянии на какое-то время продлить ему жизнь, говорил он.